Артур Дойль - Собрание сочинений - В 12 т. Т. 3 - Собака Баскервилей

Время от времени в разных частях света возникают вопросы по поводу тех или иных историй. В «Случае в интернате» Холмс вскользь замечает, что по следу велосипедного колеса на влажном мху можно определить, в каком направлении он ведет. Об этом было высказано столько авторитетных суждений — от сочувствующих до гневных, — что я сам сел на велосипед и испробовал ситуацию на себе. Я предполагал, что из того, как след заднего колеса накладывается относительно переднего, при условии, что машина двигается не по идеальной прямой, можно судить, в какую сторону она едет. Выяснилось, однако, что правы были мои корреспонденты, а я заблуждался, поскольку следы ложились одинаковым образом, независимо от того, ехал я туда или обратно. Разгадка же, которой воспользовался Холмс, к этой детали отношения не имела: она состояла в том, что на неровной болотистой почве колеса оставляют более глубокую колею на подъеме и помельче на спуске, так что его мудрая проницательность никоим образом не была поколеблена.

Подчас мне приходилось осознанно ступать на зыбкую почву собственного незнания. Я, к примеру, никогда не участвовал в скачках и тем не менее отважился написать «Серебряного», где секрет заключался в особенностях выездки и правилах скачек. История развивается вполне гладко, и Холмс демонстрирует свой талант во всем блеске, но мое невежество вопиет к небесам. Я прочел великолепный и абсолютно сокрушительный отзыв в одной спортивной газете, явно составленный человеком, который знал, что к чему, где до моего сведения доводилось, каким наказаниям и штрафам подвергались бы мои герои в реальности, действуй они в соответствии с моим описанием. Одну половину из них следовало засадить в тюрьму, а другую — навеки отлучить от беговой дорожки. Но как бы то ни было, я никогда особо не заботил себя деталями и чаще всего мне удавалось выйти из воды сухим. Однажды редактор сделал пометку: «В этом месте нет второй железнодорожной колеи», на что я ответил: «А у меня она есть». И все же бывают случаи, когда точность исключительно важна.

Не хочу быть неблагодарным по отношению к Холмсу, который был мне верным другом. Если он иной раз и наскучивал, то лишь оттого, что в его характере нет полутонов. Он счетная машина, и любая деталь, что-либо добавляющая к его облику, ослабляет этот эффект. Поэтому разнообразие достигается только выдумкой и искусностью повествования. Надо было замолвить словечко и за Уотсона, который на протяжении всех семи томов ни разу не проявляет ни тени юмора и не рождает ни единой шутки. Чтобы создать образ как бы реально существующего человека, надобно пожертвовать всем в пользу последовательности и не забывать упрека Голдсмита, брошенного им Джонсону, у которого «мелкая рыбешка вещает наподобие китов».

Я и мысли не держал, что Холмс стал для многих простодушных читателей живым человеком, пока не услышал очень мне польстившую историю о группе французских школьников, которые в ответ на вопрос, что бы они прежде всего хотели увидеть в Лондоне, хором ответили, что, мол, квартиру мсье Холмса на Бейкер-стрит. Меня многократно просили уточнить, где конкретно находится дом, но я по понятным причинам уклонялся от прямого ответа.

О Шерлоке Холмсе ходит множество анекдотов — надо ли говорить, насколько мало имеющих к нему отношение, — с регулярностью комет являющихся на страницах печати.

Один из них — о кэбмене, который якобы вез меня в Париже в гостиницу. «Мсье Дойл, — воскликнул он, — вы, я вижу, только что из Константинополя. У меня есть основания полагать, что вы посетили Будапешт и, вероятно, побывали в окрестностях Милана». — «Поразительно! Плачу пять франков: как вы догадались?» — «По наклейкам на ваших чемоданах», — ответил проницательный возница.

Второй неувядающий образчик газетного юмора — анекдот о женщине, будто бы обратившейся к Шерлоку. «Со мной творятся странные вещи, сэр. В одну неделю у меня исчезли автомобильный сигнал, щетка, коробка с мячом для гольфа, словарь и рожок для обуви. Как это объяснить? " — «Нет ничего проще, мадам. Ваш сосед завел козу».

Есть еще третий, о том, как Шерлок Холмс попал на небо и благодаря своей наблюдательности тут же распознал Адама, но из-за сугубо анатомических деталей я не буду воспроизводить эту историю целиком.

Наверное, все авторы получают предостаточно занимательных писем. Не являюсь исключением и я. Большую долю из них составляют послания из России. Те из них, что написаны на родном языке, мне приходилось воспринимать в переводе, но зато, когда среди них попадались сочинения по-английски, они становились украшением моей коллекции.