— Не думаете ли вы, однако, — дипломатично произнес Мейсон, — что в целом было бы лучше дать ей привыкнуть к большим суммам денег путем постепенного увеличения полагающегося ей регулярного дохода? И не думаете ли вы, что, возможно, замужество могло бы оказать на нее благоприятное воздействие?
— Я знаком со всеми этими аргументами, — заявил Нортон. — Я их наслушался столько, что устал от них. Вы меня извините. Я не имею в виду вас. Я просто говорю, что думаю.
Я опекун этого состояния. Я разумно им управлял. Фактически, несмотря на экономическую переоценку, имевшую место на протяжении последних нескольких лет, я рад сообщить, что трастовые фонды неизменно демонстрировали постоянный прирост, и теперь весь капитал в целом далеко превышает ту величину, с которой он, собственно, начинался. Недавно я полностью урезал дотацию своей племяннице. Она не получает ни пении.
Лицо Мейсона выразило удивление.
— Видимо, — сказал Нортон, — она не полностью и неточно обрисовала вам ситуацию.
— Я не знал, что вы совсем лишили ее регулярного дохода, — сказал Мейсон. — Могу я спросить, что послужило причиной подобного шага?
— Конечно, — ответил Нортон, — у меня есть все основания предполагать, что мою племянницу шантажируют. Я спрашивал ее об этом, но она отказывается сообщить, кто ее шантажирует или какой такой особенно неправомерный поступок она совершила, который дает шантажисту возможность вымогать у нее деньги. Поэтому я принял решение лишить ее возможности предоставлять денежные субсидии какому-то шантажисту. При этих обстоятельствах я с удовлетворением жду, что в течение последующих нескольких дней ситуация разрешится сама собой.
Нортон посмотрел на Мейсона холодным взглядом, в котором не было ни следа сердечности, однако и ни следа враждебности.
— Вам понятна моя позиция в этом деле? — спросил Мейсон.
— Конечно, — ответил Нортон. — Я рад, что моя племянница консультировалась с адвокатом. Я не знаю, договорилась ли она о компенсации за ваши услуги. Если нет, я предполагаю проследить за тем, чтобы из трастового фонда была выделена вам достаточная сумма для соответствующего гонорара. Но я хочу, чтобы вы ей втолковали, что юридически она бессильна что-либо сделать.
— Нет, — заявил Перри Мейсон, — я приму гонорар только от нее и не собираюсь давать какие-либо конкретные советы. Давайте поговорим о том, как вы собираетесь воспользоваться предоставленными вам правами, а не о том, имеете ли вы на это право.
— Нет, — отрезал Нортон, — этот вопрос не подлежит обсуждению.
— Но в основном именно ради этого я сюда и приехал, — сдерживаясь и вежливо улыбаясь, заметил Мейсон.
— Нет, — холодно произнес Эдвард Нортон, — эта сторона вопроса выходит за рамки регламента. Вам придется ограничиться обсуждением законных прав вашего клиента в условиях опеки.
Взгляд Мейсона оставался холодным и оценивающим.
— Я всегда считал, — сказал он, — что к любому юридическому вопросу можно подойти с разных точек зрения. Если вы посмотрите на создавшуюся ситуацию чисто по-человечески и решите…
— Я не разрешаю вам говорить о чем бы то ни было, — перебил его Нортон, — кроме как о законности опеки и вытекающих из этого последствиях.
Мейсон отодвинул стул и встал.
Его голос был так же холоден, как и у его противника.
— Я не привык, чтобы мне указывали, о чем я должен говорить и о чем — нет. Я здесь представляю права Фрэнсис Силейн, вашей племянницы и моего клиента. Исходя из этих прав, я буду говорить все, черт побери, что захочу.
Эдвард Нортон потянулся к кнопке и нажал на нее костлявым пальцем. Он хладнокровно и спокойно проделал это.
— Я звоню дворецкому, — объяснил он, — который проводит вас к выходу. Насколько я понимаю, обсуждение окончено.
Перри Мейсон широко расставил ноги и заявил:
— Вы бы лучше вызвали двух дворецких и вдобавок секретаря. Вам понадобятся все трое, чтобы выдворить меня отсюда прежде, чем я скажу то, что должен сказать!
Вы делаете ошибку, обращаясь со своей племянницей, как со стулом или глиняной статуэткой. Она пылкая, легковозбудимая девушка. Я не знаю, откуда у вас появилась мысль о том, что ее шантажируют, но если у вас имеется подобная идея…
Дверь в кабинет открылась, и на пороге появился широкоплечий, плотный мужчина с каким-то застывшим выражением лица.
— Вызывали, сэр? — спросил он.
— Да, — сказал Эдвард Нортон, — проводите этого джентльмена.
Читать дальше