Роберт Гулик - Монастырь с привидениями

Дао Гань казался озадаченным. Через некоторое время он спросил:

— А почему у вас должны были возникнуть подозрения по поводу наставника Суня, господин?

— Потому что я сразу должен был понять, Дао Гань, что человек с умом и жизненным опытом Суня не мог не заметить, что здесь творится что-то сомнительное. Мои подозрения должны были еще более усилиться в ходе моей беседы с ним сразу после смерти Истинной Мудрости. Сунь сказал мне, что он в основном проводит время в своей библиотеке и держится в стороне от всего, что происходит в монастыре. Мне следовало вспомнить о словах Истинной Мудрости при нашей первой встрече, что Сунь, напротив, проявляет к монастырским делам живой интерес. И я сразу должен был догадаться, что Сунь причастен к этим убийствам, что настоятель хотел выдать его как соучастника и что именно поэтому Сунь и столкнул его с лестничной площадки. И когда после этого мы пили чай с Цзун Ли в храмовом зале, у меня закралось слабое подозрение, что что-то тут не так, но я никак не мог сообразить, что именно. Потребовалось увидеть разбитое блюдце, чтобы факты в моей голове встали на свои места.

Судья тяжело вздохнул и потряс головой. Потом зевнул и заговорил снова:

— Даосизм глубоко проникает в тайны жизни и смерти, но его темные идеи могут вызвать к жизни и нечеловеческую гордыню, которая превращает человека в отпетого негодяя. А глубокие философские положения о гармонии мужского и женского начал могут быть на практике низведены до непристойных ритуалов с участием женщин. Вопрос в том, Дао Гань, стоит ли нам постигать тайну жизни и сделает ли нас это знание счастливее. В даосизме есть много возвышенных истин, он призывает воздавать добром и за добро, и за зло. Но идея о воздаянии добром за зло принадлежит к лучшему времени, чем то, в котором мы живем, Дао Гань. Ныне это мечта о будущем, прекрасная мечта, но, увы, только мечта! Я предпочитаю придерживаться практических наставлений нашего мудреца Конфуция, который учит нас исполнять повседневные обязанности по отношению к согражданам и обществу и утверждает, что за добро следует платить добром, а за зло — по справедливости.

Он ненадолго задумался.

— Конечно, было бы нелепо полностью отрицать существование таинственных, сверхъестественных явлений, призраков и привидений.

Но в большинстве случаев для них в конечном счете находятся совершенно обычные, разумные, тривиальные объяснения. Когда я оказался в том самом переходе, где сейчас лежит Мо, мне показалось, что кто-то шепотом произнес мое имя. И, вспомнив страшную историю о привидениях убитых здесь людей, я решил, что это предзнаменование: мне предстоит скоро умереть. Когда несколько позже я зашел в кладовую, то застал там Мо и другого монаха, его сообщника, очевидно помогавшего Мо переодеться из костюма воина в старое монашеское платье. Теперь-то я понимаю, что именно эти двое говорили обо мне, а эхо странным образом донесло их разговор до меня, когда я был в коридоре.

— Совершенно верно! — раздался грубый голос. — Мой друг уговаривал меня оповестить вас об убийстве моей сестры. Но я-то знаю, что вы, продажные чиновники, и пальцем не пошевелите ради нас, простолюдинов! — Перед ними предстала могучая фигура Мо Модэ.

Судья окинул его взглядом сверху донизу.

— Тебе нужно было последовать совету своего приятеля, — спокойно сказал он. — Ты бы избавил себя от лишних хлопот, да и меня тоже.

Мо потер красный рубец у себя на горле, приблизился вплотную к судье и, склонившись над ним, прорычал:

— Кто убил мою сестру?

— Я нашел ее убийцу, — ответил судья. — Он признался, и я приговорил его к смерти. Твоя сестра отомщена. Остальное тебя не касается.

Мо молниеносно выхватил из-за пазухи длинный нож. Приставив острие к горлу судьи, он прошипел:

— Скажи мне, кто это, или я тебя прикончу! Я должен сам убить его! Я — ее брат. А ты ей кто? Тебе-то это зачем?

Судья Ди сложил руки в рукавах. Глядя снизу на Мо, глаза которого метали молнии, он медленно произнес:

— Я представляю закон, Мо. И это я осуществляю возмездие. — Опустив голову, он внезапно добавил совершенно усталым голосом: — И отвечать за это мне.

Он закрыл глаза и снова прислонился к стене. Мо напряженно всматривался в бесстрастное лицо судьи. Его большая рука сжимала рукоять ножа с такой силой, что даже костяшки пальцев побелели. Капельки пота выступили у него на низком лбу, дыхание участилось.

Дао Гань не сводил глаз с ножа в его руке. Мо бросил на Дао Ганя тяжелый взгляд, сунул нож за пазуху и сердито буркнул: