Дик Фрэнсис - 1965, Ради острых ощущений

- Почему же они мне об этом не сказали? - вздохнул я.

- Не в их привычках - они ребята упрямые.

- Мне тоже так показалось.

- Но так или иначе, вы живы и почти здоровы.

- О да!

Директор государственного обвинения - плавный прокурор.

Беккет бросил взгляд на часы.

- Вы торопитесь?

- Нет.

- Прекрасно… Мне нужно многое сказать вам. Как насчет ленча?

- С удовольствием.

- Вот и отлично. Да, кстати о вашем отчете… - Он достал из внутреннего кармана исписанные моей рукой листки и разложил их на столе. - Я бы хотел, чтобы вы убрали ту часть, где просите прислать помощника, заменив ее описанием применения огнемета. Сможете? Тогда садитесь вон за тот стол, а когда вы закончите, отдадим все это отпечатать.

Когда я написал все, что он просил, мы обсудили, какие обвинения можно выдвинуть против Хамбера, Касса и Джада Уилсона, а также против Соупи Тарлтона и его приятеля Льюиса Гринфилда. Потом он посмотрел на часы и решил, что настало время ленча. Беккет отвез меня в свой клуб, показавшийся мне сплошь темно-коричневым, где мы заказали пирог с мясом, почками и грибами (я выбрал его, чтобы можно было незаметно обойтись без ножа, одной вилкой). Но Беккет все-таки заметил.

- Рука все еще болит?

- Уже гораздо лучше.

Он кивнул и оставил эту тему. Зато он рассказал мне о визите, который он нанес престарелому дяде Эдамса, живущему в холостяцком комфорте на Пиккадилли [20] .

- По его словам, Пола Эдамса еще в детстве отправили бы в исправительную колонию для малолетних преступников, если бы не богатые родители. Из Итона [21] его выгнали за подделку чеков, а из следующей школы - за азартные игры. Родителям вечно приходилось платить, чтобы вытащить его из очередной истории, и психиатр сказал им, что он не изменится по крайней мере лет до сорока - пятидесяти. Могу себе представить, как им было тяжело - ведь он единственный ребенок! Когда Эдамсу было двадцать пять, его отец умер, и мать одна продолжала оберегать его от слишком серьезных неприятностей. Лет пять назад ей пришлось выложить огромную сумму, чтобы замять скандал - Эдамс без всякой причины сломал руку какому-то парню, и сна пригрозила, что добьется признания его психически ненормальным, если он снова выкинет что-нибудь подобное. А через несколько дней она выпала из окна собственной спальни и разбилась насмерть. Ее брат - этот самый дядя - говорит, что, по его мнению, Эдамс приложил к этому руку.

- Я бы не удивился, - согласился я.

- Так что вы были правы - он действительно психопат.

- Об этом было нетрудно догадаться.

- По тому, как он обращался лично с вами? - Да.

Мы уже покончили с пирогом и перешли к сыру. Беккет с любопытством взглянул на меня и спросил:

- Так что за жизнь была у вас там, в конюшне Хамбера?

- Курортом это, пожалуй, не назовешь.

Он подождал продолжения, но, так как я замолчал, спросил еще раз:

- Больше вам нечего рассказывать?

- Пожалуй, нечего. Очень хороший сыр.

Мы выпили кофе и по стаканчику бренди, налитого из бутылки, на которой стояло имя Беккета, а потом медленно пошли пешком обратно.

В кабинете он опять с видимым удовольствием погрузился в свое кресло, откинув голову и положив руки на подлокотники, а я занял свое место напротив него.

- Насколько я знаю, вы скоро возвращаетесь в Австралию?

- Да.

- Не терпится снова впрячься?

Я взглянул на него. Он ответил мне прямым, твердым и серьезным взглядом. Он ждал ответа.

- Не так, чтобы очень.

- Почему?

Я пожал плечами и усмехнулся.

- Кому же это нравится?

Пожалуй, не стоит слишком распространяться на эту тему, подумал я.

- Вы возвращаетесь к благополучию, вкусной еде, солнцу, своей семье, прекрасному дому и работе, которую делаете отлично… Так?

Я кивнул. Черт его знает почему, но меня все это не особенно привлекало.

- Скажите мне правду, - вдруг сказал он. - Только чистую правду, без всяких уверток. Что-то не так?

- Да все мой идиотский беспокойный характер, больше ничего, - сказал я легкомысленным тоном.

- Мистер Роук. - Он слегка выпрямился в кресле. - У меня есть веские основания задавать вам эти вопросы. Пожалуйста, ответьте мне честно - чем вас не устраивает ваша жизнь в Австралии?

Наступило молчание, когда я думал, а он ждал. В конце концов я решил, что, какими бы ни были его веские основания, я ничего не потеряю, если выскажусь начистоту.

- Работа, которой я занимаюсь, должна бы по идее приносить мне удовлетворение, а приносит только скуку и пустоту.