Агата Кристи - Смерть у бассейна

— Но лучше отправиться спать. Уже, наверное, четыре. И как, хотела бы я знать, мы объясним Люси разбитое стекло?

К счастью, подумала Мэдж, Люси необыкновенно легко объяснить что угодно.

Позаимствовав ее же собственный прием, Мэдж явилась в спальню Люси в шесть утра и изложила факты без всяких комментариев:

— Ночью Эдвард спустился вниз и сунул голову в газовую духовку. К счастью, я услышала, как он выходил, и пошла следом. Я выбила стекло, потому что не смогла быстро его открыть.

Люси — Мэдж не могла этого не признать — была великолепна. Она радостно улыбнулась без признаков удивления.

— Дорогая Мэдж, — сказала она. — Как вы всегда практичны! Я уверена, что вы всегда будете Эдварду величайшей опорой.

После ухода Мэдж Люси принялась размышлять. Потом она встала и пошла в спальню мужа, на сей раз оказавшуюся незапертой.

— Генри!

— Люси, милая! Еще петухи не пели!

— Кажется, нет. Но послушай, Генри, это действительно важно. Нам следует переоборудовать кухню в электрическую и избавиться от этих газовых плит.

— Почему, чем они нехороши?

— Хороши, но это такая штука, что наталкивает людей на всякие идеи, а не каждый так сообразителен, как наша славная Мэдж.

И, не снизойдя до дальнейших разъяснений, она выпорхнула из комнаты. Сэр Генри с ворчанием повернулся на другой бок и, уже погружаясь в сон, проснулся, вздрогнув.

— Мне это приснилось, — пробормотал он, — или действительно входила Люси и что-то говорила о кухне?

Идя по коридору, Люси подумала, что ранняя чашка чаю иногда очень приятна, и поставила чайник на маленькую газовую плиту в ванной. Упиваясь собственным трудолюбием, она легла в постель и блаженно растянулась, радуясь жизни и себе. Эдвард и Мэдж будут в Айнсвике, жюри присяжных — позади. Надо будет еще раз поговорить с Пуаро. Очаровательный человечек…

Вдруг новая идея вспыхнула в ее голове. Она села в кровати. «Интересно, — повторила она про себя, — а об этом она подумала?»

Она встала и направилась по коридору в комнату Генриетты, как всегда, начиная разговор задолго до того, как ее мог кто-либо услышать.

— …и мне вдруг пришло в голову, дорогая, что вы могли об этом забыть.

Генриетта сонно залепетала:

— Бога ради, Люси, еще птицы не пробудились.

— О, я знаю, дорогая, что сейчас несколько рановато, но ночь вообще была довольно беспокойной — Эдвард, духовка, Мэдж, кухонное окно, а еще надо обдумать, что я буду говорить господину Пуаро…

— Простите, Люси, но все, что вы сказали, звучит для меня полной тарабарщиной. Подождать это не может?

— Речь идет всего-навсего о кобуре, дорогая. Понимаете, я вдруг подумала, что вы могли упустить ее из виду.

— Кобура? — Генриетта села в постели. Ни капли сна в ней больше не было. — О какой вы кобуре?

— Генри держал тот револьвер в кобуре. А ее-то не нашли. Конечно, об этом может никто не подумать, но, с другой стороны, вдруг кто-нибудь…

Генриетта рывком встала.

— Человеку свойственна забывчивость, — сказала она. — Сущая правда!

Леди Энгкетл вернулась в свою комнату, легла и мигом крепко уснула.

Чайник на плите кипел, исходя паром.

Герда спустила ноги с кровати и села. Сейчас голова болела немного меньше, но она по-прежнему была рада, что не отправилась со всеми на пикник. Какая благодать и почти удовольствие — хоть ненадолго остаться дома одной.

Элси была, конечно, очень чутка, просто очень, в особенности в первое время. Начать с того, что Герду убеждали завтракать в постели и приносили ей все на подносе. Все норовили усадить ее в самое удобное кресло, подложить ей под ноги подушечку, совсем не позволяли напрягаться.

Они очень жалели ее из-за Джона, и она пребывала в охранительной оболочке этой легкой сострадательной дымки. Не хотелось ни думать, ни чувствовать, ни вспоминать.

Но теперь, с каждым днем все больше и больше, она чувствовала приближение необходимости начинать жить снова и принять решение — что ей делать и где обитать. В поведение Элси уже обнаруживалась легкая нетерпеливость. «Ох, Герда, не будь такой мешкотной!»

Это было то же самое, что и прежде — давным-давно, до того, как появился Джон и забрал ее. Все они считали ее медлительной и бестолковой. И никто уже не скажет, подобно Джону: «Я позабочусь о тебе».

Голова все еще болела, и Герда решила приготовить себе чаю. Она пошла на кухню и поставила чайник на газ. Он уже закипал, когда раздался звонок в парадную дверь.