Джон Пристли - Затемнение в Грэтли

— Интересное зрелище, — сказала армия.

— Значит, придётся опять втискиваться в эти жуткие кресла, — вздохнула миссис Джесмонд, сияя улыбкой на все стороны. — Мистер Нейлэнд, я сегодня праздную, — только сама не знаю, что именно, — и пригласила всех этих милых людей обедать в «Трефовой даме». Не хотите ли к нам присоединиться?

Я поблагодарил, и мы вернулись в зал. Теперь я сидел в их ряду, зажатый между Шейлой и мистером Периго. Толстый чужестранец по-прежнему стоял у стены, но и бровью не повёл в сторону миссис Джесмонд. Я поймал себя на том, что думаю о миссис Джесмонд, вместо того, чтобы любоваться бурным галопом шести белокурых «гёрлс». В вагоне я не имел возможности хорошо рассмотреть её, заметил только, что у неё длинная шея, что она богато одета и очень красива. Теперь я видел, что она уже не молода, во всяком случае, не моложе меня. У неё была хорошая фигура, круглое лицо, розовое, как персик, и красивые глаза, глаза женщины пожившей и опытной. Как многие женщины, успешно воюющие со своим возрастом, она производила впечатление не совсем «настоящей». Казалось, стоит хорошенько встряхнуть её — и она рассыплется в прах. Что касается меня, то я не захотел бы и пальцем её коснуться, но было в ней что-то тревожащее и даже влекущее. Она напоминала экзотический плод, который слишком долго пробыл в дороге и, вероятно, внутри уже совершенно сгнил, но всё ещё издаёт сладкий, чуть затхлый аромат.

— Берегитесь! — шепнула Шейла, и её дыхание защекотало мне ухо. — Она опасная женщина. Не знаю чем, но она опасна.

Я наклонил голову и сделал вид, что поглощён выступлением Леонарда и Ларри, которые наводили ещё более жестокую скуку, чем раньше. Я был доволен, что Шейла заговорила о миссис Джесмонд, и ничего бы не имел против продолжения этого разговора. Но я знал, что у мистера Периго тонкий слух и он не упустит ни одного слова.

Когда Леонард и Ларри ушли со сцены, он покачал головой и произнёс: «Очень трогательно!» Я не сказал ему, что один из них напоминает его. Но сильный толчок локтем со стороны Шейлы свидетельствовал о том, что и ей тоже это пришло в голову.

«Наш популярный комик» Гэс опять принялся за дело, ещё более рьяно, чем прежде, к полному восторгу зрителей, в том числе и наших офицеров и Шейлы, которая до слёз хохотала над его дешёвыми остротами. Она смеялась в тех самых местах его монолога, которые смешили фабричных девчонок на балконе, и совершенно так же, как они. Это было очень любопытно. От меня не укрылось, что один раз мистер Периго обернулся и поглядел на Шейлу внимательным, изучающим взглядом, холодным, как лёд. Миссис Джесмонд я не мог видеть как следует, так как она сидела на три места дальше, но я ни разу не слыхал её голоса, и у меня сложилось впечатление, что ей скучно. А я не скучал.

И, уж во всяком случае, не скучал я с той минуты, как поднялся занавес и мамзель Фифин начала свои упражнения на кольцах и на трапеции. Сильная, как молодая кобыла, она была в то же время удивительно гибка и могла извиваться самым необычайным образом. Как объявлено было в афише, она предлагала зрителям считать, сколько раз она проделает каждый трюк, и слышно было, как все в зале бормочут: «Раз, два, три, четыре, пять» и так далее. Насчитали семь одних трюков, одиннадцать других, девять третьих, пятнадцать четвёртых, и Фифин всякий раз сама объявляла итог. Говорила она мало, но я почему-то решил, что она эльзаска. Её номер, с которым она, очевидно, выступала много лет, представлял собой смесь акробатики с клоунадой и имел громадный успех.

— Посмотрите-ка на мистера Периго! — шепнула мне Шейла. — Теперь ясно, каковы его вкусы!

Он услышал и тотчас повернулся к нам, по обыкновению широко улыбаясь, так что его щёки собрались в складки. Но улыбка эта меня не обманула: я уже видел только что совсем другого мистера Периго. Не прошло и двух минут после появления на сцене акробатки, как он застыл, сосредоточив всё внимание на Фифин. Я слышал, как он считает, очень старательно и серьёзно; можно было подумать, что он импресарио Фифин.

— Вы очарованы, сознавайтесь! — крикнула ему Шейла под шум восторженных аплодисментов публики, которые мамзель Фифин принимала довольно равнодушно.

Но мистер Периго уже опять вошёл в обычную роль.

— Ну, конечно, очарован, дорогая, — ответил он. — При ней чувствуешь себя хрупким, миниатюрным созданием. Обожаю таких женщин! Что за руки! А ляжки! И потом, знаете, когда она делала петли, я держал пари сам с собой и выиграл у себя тридцать два шиллинга шесть пенсов. Это очень увлекательно. Вы меня понимаете? — Последнее относилось уже ко мне.