Джозефина Тэй - Дочь времени

— Ну наконец-то, — произнес Грант миролюбиво. — Скорей бы своими глазами прочесть то самое посвящение. — Он взял со столика блокнот и протянул Бренту. — Я тут набросал заключение следователя. Может, пригодится для вашего резюме.

Каррадин почтительно принял блокнот из рук Гранта.

— Вырвите листок и возьмите себе. Я с этим покончил.

— Пройдет неделя-другая, вы займетесь настоящим делом, и вам наверняка будет не до научного поиска, — сказал Каррадин с сожалением.

— Такого увлекательного, как это, уже не будет никогда, — совершенно искренне ответил Грант. Он украдкой взглянул на портрет, прислоненный к стопке книг. — Вы не поверите, у меня сердце упало, когда я увидел отчаяние на вашем лице и подумал, что все пошло к чертям. — Он снова поглядел на портрет и проговорил задумчиво: — Марта считает, что он похож на Лоренцо Великолепного. Ее приятель Джеймс находит, что это лицо святого. Мой доктор говорит, что он типичный калека. Сержант Вильямс уверен, что такими бывают выдающиеся судьи. А старшая сестра, пожалуй, ближе всех подошла к истине.

— Что она сказала?

— Она сказала, что у него лицо великого страдальца.

— Да, да, это так и есть. Нечего удивляться, верно?

— Нисколько. Чего только он не вынес! Последние два года на него так внезапно все навалилось. Вроде бы прежде дела шли прекрасно. Англия наконец встала на ноги. Гражданская война уходила в прошлое. Правительство уверенно оберегало мир и способствовало оживлению торговли ради всеобщего процветания. Вид из Миддлхэма через реку Уэнсли казался, наверное, таким заманчивым. И вдруг всего за два года все рухнуло — жена, сын, его собственный покой.

— И все-таки от одного судьба его уберегла.

— От чего?

— Он так и не узнал, что его имя будут с позором трепать не одно столетие.

— Да. Такого он бы не вынес. А знаете, что лично меня убедило в том, что Ричард и не помышлял об узурпации власти?

— Нет. Скажите.

— Меня убедил тот факт, что ему пришлось просить Север прислать войска, когда Стиллингтон разразился своей новостью. Если бы Ричард знал, о чем собирался рассказать Стиллингтон, или если бы он сам затеял с его помощью состряпать эту историю, он бы давно ввел эти войска. Если не в Лондон, то в одно из близлежащих графств, чтобы иметь их под рукой. То, что ему пришлось просить сначала Йорка, потом своего кузена Невилля спешно прислать людей, говорит о том, что признание Стиллингтона застало его врасплох.

— Да, да. Его сопровождала только свита, когда он прибыл, чтобы принять на себя регентство. И только в Нортгемптоне узнал о проделках Вудвиллей. Но это его не сломило. Он разметал вудвилльское двухтысячное войско и двинулся на Лондон как ни в чем не бывало. Там, насколько он знал, ему уже ничто не угрожало, кроме извечной церемонии коронации. И только после признания Стиллингтона он просит у Севера прислать его собственную армию. Крайняя нужда заставила его гнать посыльных через всю Англию. Вы, разумеется, правы, это была полная неожиданность. — Брент характерным жестом поправил дужку очков и выложил главное: — А знаете, что убедительней всего говорит о вине Генриха?

— Что?

— Таинственность.

— Таинственность?

— Да. Секретность. Тайные сделки. Закулисные маневры.

— Думаете, это была его натура?

— Нет, нет. Я в эти тонкости не вдаюсь. Ясно ведь, что Ричард не нуждался ни в какой таинственности. Замысел Генриха, наоборот, был построен на таинственном исчезновении мальчиков. До сих пор никому не приходило в голову задуматься над тем, зачем Ричарду нужна была бы вся эта закулисная возня. Что он, из ума выжил, что ли? Ему это никогда бы не сошло с рук. Рано или поздно ему все равно пришлось бы объяснять, почему мальчиков не оказалось в Тауэре. Он же был уверен, что ему предстоит долгое царствование. Никто не пожелал поразмыслить, зачем ему надо было избирать такой сложный и опасный путь, когда есть способы куда более простые. Чего проще задушить детей и выставить для прощания. Весь Лондон шел бы мимо и оплакивал души двух безвременно умерших от лихорадки мальчиков. Вот как должен был поступить Ричард. Ведь казалось бы, убив детей, он тем самым предотвращал всякие выступления в их пользу, и поэтому в его интересах было как можно скорей обнародовать факт их смерти. Иначе его план терял бы всякий смысл. Другое дело — Генрих. Этот вынужден был искать иных способов устранения их со сцены. Ему таинственность была необходима. Генриху приходилось скрывать, как и когда они погибли. Весь замысел его состоял в том, что никто не должен был знать в точности, что произошло с мальчиками.