Джозефина Тэй - Дочь времени

Разложив по полочкам все добытые сведения, Грант почувствовал, как в голове у него проясняется. Он, например, не замечал раньше, что отношение Генриха к биллю о престолонаследии должно быть подозрительным вдвойне. Если притязания Ричарда на престол были абсурдными, как уверял Генрих, то было бы разумно еще раз прочесть этот документ публично, чтобы всем стала видна его абсурдность. Но Генрих не сделал этого. Он употребил все силы, чтобы уничтожить любое упоминание о нем. Напрашивается неизбежный вывод: притязание Ричарда на корону, как об этом и записано в билле, было неоспоримо.

В тот день, когда Каррадин снова появился в больнице, Грант впервые самостоятельно прошагал расстояние от койки до окна и обратно. Он так этим возгордился, что Пигалице пришлось напомнить ему, что это по силам и годовалому ребенку. Но Гранта было не унять.

— Вы-то считали, что я буду валяться здесь до бесконечности.

— Наоборот, мы очень рады, что вы так быстро идете на поправку, — ответила она с вызовом. — Но еще больше рады, что место скоро освободится. — Тряхнув белокурыми кудрями и крахмальным чепцом, она застучала каблучками по коридору.

Лежа на кровати, Грант уже без всякой ненависти оглядывал свое узилище. Чувства человека, побывавшего на полюсе или на вершине Эвереста, ничто по сравнению с тем, что ощущает человек, добравшийся до окна после долгих недель на больничной койке, думал он.

Завтра домой, в материнские объятия миссис Тинкер. Половину дня ему придется проводить в кровати, передвигаться только с помощью палок, и все же он теперь будет сам себе хозяин. Отныне он не позволит себя опекать никому: ни этому крошечному клубку энергии, ни этой тоскливой глыбе, источающей человеколюбие.

Славная жизнь ждет его впереди!

Он уже поделился радостью с сержантом Вильямсом, забежавшим к нему после командировки в Эссекс, и теперь с нетерпением ждал прихода Марты, чтобы похвастаться перед ней, каким бравым молодцом он снова стал.

— Как вам понравились те исторические книжки?

— Очень понравились. Докопался, что в них одно вранье.

Вильямс засмеялся.

— Я думаю, это не положено, — сказал он. — Секретной службе это может не понравиться. Припишут вам измену или оскорбление величества, а то и еще что-нибудь пристегнут. Разве угадаешь. На вашем месте я был бы поосторожней.

— Теперь уж я никогда в жизни не поверю тому, что написано в учебниках истории, так что одна надежда на Бога.

— Бывают же исключения, — не уступал Вильямс, как всегда, пытаясь найти разумный компромисс. — Королева Виктория все же была. А Юлий Цезарь? Разве это не было завоеванием Британии? Не забудьте и о том, что произошло в 1066 году.

— Я начинаю сильно сомневаться, действительно ли произошло что-нибудь в 1066 году. Вы, как я вижу, покончили с этим делом в Эссексе. Опять штучки нашего Братишки?

— Упорный, чертяка. Всю жизнь ему все сходило с рук. Ему и девяти не было, а он уже таскал у мамаши мелочь. Если бы в свое время его хорошенько поучили ремешком, это могло бы ему сейчас спасти жизнь. А теперь миндаль не успеет отцвести, а его повесят, как пить дать. Весна нынче будет ранняя. Темнеет сейчас поздно, и я копаюсь в саду каждый вечер. Пора и вам подышать свежим воздухом.

Вильямс распрощался и ушел, розовощекий, рассудительный и уравновешенный, как человек, которого в свое время с пользой поучили ремешком.

Грант томился ожиданием другого посетителя — человека из мира, в который он вот-вот должен вернуться. И он обрадовался, услышав знакомый осторожный стук в дверь.

— Входите, Брент, — закричал он весело.

Брент вошел.

Но это был не прежний Брент, который покинул его жизнерадостным, гордо расправив плечи. Куда девался следопыт, открыватель неизведанного? Этот был всего лишь тощий юнец в длинном, чересчур просторном для него пальто, растерянный, убитый горем.

Грант тревожно следил за тем, как он обреченно плетется по комнате. Не видно было и толстых бумажных свертков, вечно оттягивавших его карманы, и без того похожие на сумки почтальона.

«Ничего не поделаешь, — философски рассудил Грант. — Зато какое это было приятное времяпрепровождение. Но рано или поздно загвоздка должна была где-то случиться. Глупо было надеяться, что дилетанту удастся решить научную проблему. Хотел бы я посмотреть на любителя, запросто забежавшего в Скотланд-Ярд с намерением не хуже профессионала раскрыть преступление! Почему я должен быть умнее ученых историков? Хотелось доказать самому себе, что я действительно могу судить о человеке по его лицу? Приходится признать свою ошибку. Поделом тебе. Все оттого, что где-то в глубине души я начал умиляться своему умению читать лица».