Рори Клементс - Мститель

– Леди Ле Нев, как Макганну удалось так сказочно разбогатеть?

– Благодаря ростовщичеству, насилию, распутству. Он невозмутим как змея. Он убьет и глазом не моргнет.

– Вы сказали, что встречались с подобными людьми раньше.

Она резко встала.

– Я рассказала достаточно. – Она повернулась, чтобы уйти. Солнце на западе уже было над самыми крышами. Сгущались сумерки.

Шекспир поднял руку.

– Нет. Я хочу знать имя.

– Уже поздно. Мне не следовало приходить.

– Вы сказали, что боитесь. Здесь вы в безопасности. Вам нельзя возвращаться в Уонстид так поздно одной.

– Думаете, я никогда не бывала вне дома среди ночи? – Она рассмеялась.

– Неподалеку постоялый двор «Лебедь». – Он закрыл глаза. – Или можете остаться здесь. Можете воспользоваться одной из свободных кроватей, но прежде расскажите мне то, что я хочу от вас услышать.

Она посмотрела ему прямо в глаза.

– Хорошо, – произнесла она, – я назову вам имя убийцы. – Она снова села. – Но прежде выслушайте мою историю, если у вас хватит терпения. Я родом из печально известной семьи Кетт из Нориджа в Норфолке. Вы слышали о нас, господин Шекспир?

– Да.

– Эта фамилия запятнана изменой, но я ношу ее с гордостью. Роберт Кетт был моим дедом и богатым землевладельцем. Наша семья жила в достатке, нам принадлежали земли вокруг Нориджа и Уиндема. Всему положил конец мятеж, поднятый моим дедом, хотя он это так не назвал бы. Когда его повесили на цепях на стене замка Бланш-Флер, король Эдвард передал все его земли лорду Одли, тому, кто захватил моего деда. Мой отец и его брат, которые надеялись унаследовать земли, обнищали.

Шекспир наполнил стаканы.

– Я родилась в первый год правления Ее величества, тогда мы жили в небольшом домике неподалеку от Уиндема. Мой отец работал в поместье Одли как простой фермер, как невольник, а мать стала ткачихой. Мы жили довольно скромно, но нам хватало еды, а родители следили за тем, чтобы мы выучились читать и писать. Они внушали нам, что мы заслуживаем лучшего, чем это место, в котором мы оказались волею судьбы. Нас было три сестры, я – старшая. В деревне думали, что мы зазнаемся; местным не нравилось, что мы вечно ходим с книжками, и над нами насмехались. По достижении восьми лет мы были вынуждены пойти работать на ферму, доить коров, сбивать масло, жать, кормить скотину и собирать яйца. Затем, когда мне исполнилось двенадцать, настали еще более трудные времена. – Она замолчала на мгновение, словно у нее перехватило дыхание. – Простите, господин Шекспир.

– Выпейте немного.

– А потом была болезнь. Лихорадка. Мне очень больно вспоминать об этом, даже теперь. Она унесла отца, мать и младшую сестру, все произошло в течение двух недель. Остались только мы с Матильдой. Помощи от соседей ждать не приходилось. Даже раздающий милостыню называл меня грязной побирушкой, плевал мне в лицо и говорил, что не даст мне даже фартинга.

– И что же было дальше?

– Мы отправились в Лондон. Но туда мы так и не добрались. Мы присоединились к группе бродяг, так как в одиночку идти было страшно, и сами превратились в бродяжек. Это нельзя назвать жизнью. Вы понятия не имеете о том, что такое холод, господин Шекспир. Зимой мороз был таким лютым, что пожилые люди и маленькие дети, что находились среди нас, замерзали во сне насмерть. – Она обхватила ладонью шею, словно ее переполняли воспоминания. – Там были мужчины, да и женщины тоже, которые могли убить за полбулки хлеба. Я видела, как они дрались до крови за то, чтобы завладеть тушкой зайца. Мы искали все, что можно было съесть: крапиву, насекомых, все, что можно было найти на деревьях и кустарниках в лесу, кошек, собак и даже крыс. Все, что могли найти. Я не сомневаюсь, что некоторые из нас не гнушались и человеческим мясом. В нашем бродячем лагере нас было пятьдесят человек, и, куда бы мы не пришли, нас отовсюду гнали. Когда мы появлялись возле какого-нибудь города, жители прогоняли нас кнутами и травили мастифами. Если властям города удавалось поймать бродягу, то его обвиняли во всех преступлениях, что были совершены в течение года, и вешали в тот же день без всякого суда. Если им попадалась молодая женщина, то они обращались с ней как со шлюхой, даже если она была девственницей. И пороли нас без жалости. У меня до сих пор остались шрамы.

– Я вам верю.

– Мы ночевали под открытым небом. Но поблизости всегда оказывалась какая-нибудь деревня, и жители собирали всех работников с ферм, чтобы те прогнали нас подальше. Некоторые вели себя по-христиански и подавали нам хлеб и эль, но всегда просили нас уйти после того, как мы поедим. Денег у нас не было, и мы спали под кустами или, если удавалось, в коровниках.