Николай Асекритов - Повесть о загадочном профессоре

Очень скоро они убедились, что соловья баснями не кормят. И артисты, и писатели и поэты, а особенно режиссеры, приходили в это место исключительно для того, чтобы по знакомству поесть на дармовщинку… Не стоит и говорить, что судьба этой «собаки» в точности повторила судьбу своих биологических собратьев.

Затем ее приобрел ловкий одессит, который повесил вывеску «Как у мамы» и выбрал направление на домашнюю кухню. Но одесская мама не ужилась с местными бандитами, а особенно с инспекторами торгинспекции, пожарными и прочими паразитами мелкого бизнеса.

Эстафету у одессита подхватили два прыщавых молодых человека, устроив в кафе обычную распивочную, которая постепенно превратилась в наркоманский шалман.

Тут терпение окрестного населения лопнуло, в скверике стали собираться группки возмущенных граждан, которые сначала робко подступали к кафе со своими плакатиками, а потом плотно окружили его, и кафе прогорело. Причем, прогорело натурально и основательно: до самого остова железных конструкций, которые торчали посреди скверика, как памятник Кощею Бессмертному и Священному Народному Гневу…

В конце концов, место приобрел дальний родственник главы администрации, сторонник коммунистического прошлого и заядлый участник автогонок.

Он соорудил капитальное сооружение, где сайдинг прикрывал небрежно сложенную кладку, а на входе висела большая вывеска «Общепит».

Будучи ровестником перестройки, новый хозяин и не подозревал, что стейки из семги и шашлыки были столь же частыми гостями советских столовых, как белые медведи экваториальных районов Африки.

Тем не менее, там была неплохая кухня. Тон задавал шеф-повар – узбекский киргиз, который представлялся хозяином, как натуральный китаец. Он замечательно готовил манты, плов и бешбармак, отравляя их запахом настроение всем любителям здорового образа жизни, которые имели привычку пробегать мимо: летом – по дорожкам, а зимой – по лыжне.

Впрочем, плохое настроение совсем не мешало им подкрепляться после тренировки.

Сашенька набросилась на манты с ожесточением львицы, которую не кормили дня четыре, не меньше, потом последовал лагман с обязательным соевым соусом, а закончила все кофе с коньяком, вприкуску с порцией пломбира, усыпанного шоколадной крошкой.

На лице ее заиграл румянец, мы, немного передохнувши от этого тяжелого труда и отправились бродить по шуршащему ковру золотистых листьев.

Некоторое время она молчала, задумчиво пиная ворохи опавшей листвы, как бы любуясь золотистыми переливами, потом ее прорвало:

Что-то проясняется.

– Чем дальше я копаюсь в этой истории, тем менее понятной мне она становится…

Взять, к примеру, «философский пароход». Что заставило в такой спешке высылать огромное количество людей, которые вполне смирились с теми условиями, в какие попали, и даже были согласны на какое-то сотрудничество… Что подтолкнуло этот процесс, когда все было готово в некоторому отступлению? Когда было принято решение о НЭПе?

С другой стороны, я натыкаюсь на описание Берлина, точнее, берлинского общества в двадцатые годы и вижу:

– «Русское общество, в то время, представляло довольно странную картину. С одной стороны, молодежь стремилась влиться в различные немецкие радикальные союзы, с другой – то тут, то там мелькали странные личности, прибывшие в командировку из Москвы и старающиеся познакомиться со многими известными фигурами. Создавалось впечатление, что они, как провинциалы, стараются завязать как можно больше знакомств, чтобы при случае иметь возможность козырнуть ими в незнакомом обществе и создать ощущение «человека из своего круга».

Некоторое время она молчала, задумчиво пиная ворохи опавшей листвы, как бы любуясь золотистыми переливами, потом ее прорвало:

– Чем дальше я копаюсь в этой истории, тем менее понятной мне она становится…

Взять, к примеру, «философский пароход». Что заставило в такой спешке высылать огромное количество людей, которые вполне смирились с теми условиями, в какие попали, и даже были согласны на какое-то сотрудничество… Что подтолкнуло этот процесс, когда все было готово в некоторому отступлению? Когда было принято решение о НЭПе?

С другой стороны, я натыкаюсь на описание Берлина, точнее, берлинского общества в двадцатые годы и мне не дают покоя эти «странные личности», которые со всеми стараются завести знакомство… стать «человеком из своего круга» Причем, как в Берлине, так и в Париже. Ведь общество и там, и там было одного круга. Если тебя признали своим в Берлине, то признают своим и в Париже… Хорошая почва для создания легенды нелегалу.