Николай Асекритов - Повесть о загадочном профессоре

****

В кабинете, куда вошел Пармен сидел неприметный человек, назвавшийся Федором Яковлевичем Кариным. Смуглый цвет лица выдавал в нем южанина.

– Садитесь, Пармен Сергеевич, Артур Христианович занят. Как ваши дела, как впечатления от работы, которая предстоит?

– Тяжелая работа. Боюсь, что могу не справится… Все очень изменилось.

– Я понимаю, что изменилось. Но справится надо. Ситуация сейчас не только сложная, а наисложнейшая. Повсюду крестьянские бунты, брожения умов. По секрету вам скажу, что недавно нами было обнаружено кадетское гнездо. И где? В самом Совнаркоме. В такой ситуации, партия вынуждена временно отступить от принципов. Так сказать, перегруппироваться перед наступлением. Требуется передышка. Принято решение изменить экономическое и политическое положение. Разрешить на время частный капитал. Но перед этим придется провести чистку. И, если всяких там писателей, философов, историков мы можем выбросить за борт, отправив их за границу, то математиков, химиков, физиков и инженеров мы подарить мировому капиталу не имеем права. Республика еще не настолько окрепла, чтобы разбрасываться этими кадрами.

– Это я понимаю, но и вы поймите. Я столько времени не занимался математикой, что догнать, а не то что возглавить, будет неимоверно сложно.

– Сложно – не значит невозможно. В конце концов, вы член партии и обязаны подчиняться партийной дисциплине. Если для революции требуется, чтобы вы нагнали и возглавили, то надо прилагать все усилия, которые потребуются. В свою очередь, мы дадим вам в помощь верного товарища. Она недавно закончила дело, связанное с литературой и сейчас вполне может переключиться на ваше. Впрочем, вы кажется знакомы, Екатерина Хигес. Сестра вашего учителя гимназии. Она сыграет в вашем деле роль вашей жены, салон, который она организует, будет прекрасной ловушкой для развязывания языков. Ей это отлично знакомо. В конце концов, если нет возможности сделать открытие, то его надо украсть. И в этом ваша будущая жена будет вам в помощь.

К трем часам Пармен лежал на кровати в уютненькой комнате бывшей гостиницы Фальцфейна, которая служила общежитием для служащих Наркомпроса. Сама по себе процедура заключения брака была простая. Они зашли в комнатку, которая была в исполкоме, их записали в гроссбух и сухо поздравили с образованием новой семьи. Благодаря своей службе, Катеньке, которая оказалась очень миловидной, без излишнего жеманства барышней, она имела доступ к всевозможной литературе. Закончив обучение на математическом факультете, сейчас она работала в библиотеке Наркомпроса, а вечерами посещала литературные курсы, организованные Брюсовым.

– Так ты и стихи пишешь? – Удивился Пармен.

– Так… Пописываю. Есенину нравились, а Брюсов прочитал и молвил «Могу только сказать подойдут они в журнал, или нет…» и вернул обратно…

С ней Пармен не ощущал той неловкости, которая возникала у него обыкновенно с женщинами. Катенька была скромна до безрассудства и угадывала его желания без слов. Страсть вырывалась из нее порывами, которые тотчас скрывались за маской миловидности, как только она чувствовала ее неуместность.

– Ты знала Есенина?

– Почему знала? Мы и сейчас знакомы. Только я отдалилась. Так требует работа.

В ее устах слово работа прозвучали как будто она говорила о великом служении.

Пармен никак не мог угадать ее характер. С одной стороны она была яро предана революции, с другой – ее скрытая, почти неутолимая страстность и в тот же миг, она оборачивалась уютной и скромной барышней, в которую не только революционная, но и обычная женская страсть должны были приводить в трепет.

– Трудно было?

– С поэтами? Нет. Надо было только быть искренней в чувствах. Есенин делил всех на две категории «видящих» и «слепых», а про женщин говорил, что они любят «умом, сердцем и кровью». Меня он относил к «видящим» и любящих сердцем. Если бы ты знал какая карусель левых эсеров крутилась вокруг него. Как много перебежчиков из их лагеря искало с ним встречи после провала их переворота… Многие из них до сих пор работают на Лубянке, но за ними теперь приглядывают другие товарищи, а я перешла из штата ГПУ в ЛИТО, к Луначарскому. Ах, какие раньше вокруг меня были поэты… А теперь – этот манерный Брюсов, задавака Бугаев-белый, Гершензон… Все они не стоят и мизинца Есенина или Мариенгофа.

– А чем занимается это ваше ЛИТО?

– ЛИТО – литературно-издательский отдел. Занимается изданием классического наследия, а заодно просматривает все, что выпускается в печать. Своего рода цензура. Ее как бы нет, но мы – есть. Наша работа деликатна и ответственна. С одной стороны, мы не должны показывать, что держим под контролем литературу, а с другой – сам понимаешь – нельзя же этих писателей и поэтов оставлять без присмотра.