На лицах присутствующих Пармен заметил уважительный интерес, смешанный с некоторым восхищением.
– Не преувеличивайте, Николай Николаевич, – преодолевая смущение, сказал он, – вся основная работа была проделана Михаилом. Я лишь подал идею и доказал некоторые свойства.
– Но какова была идея! – Лицо Кузина было похоже на лицо актера, которому вздумалось сыграть Архимеда в домашнем театре. – На этой идеи у Михаила Яковлевича стали такие плоды расти!… Куда там развесистой клюкве… Впрочем, вы пока у нас не в курсе… Так сказать, с корабля на бал. Присаживайтесь и послушайте. Вот, хоть, рядом с Павлом Самуиловичем… Так сказать, на рыцарском месте…
Павлом Самуиловичем оказался тот молодой человек, с которым он столкнулся недавно на улице. Его спутник сидел поодаль, вжавшись в стенку и благоговейно слушавший все, что происходило вокруг.
– Добрый вечер! Не узнаете меня? – Дружелюбно обратился к Пармену его сосед. – Павел Урельсон… Я был на первом курсе. Когда вы докладывали об А-множествах. Потом Михаил Самуилович развил эту теорию и превратил в отдельный раздел. Кстати, как вы относитесь к Бетховену? Мне достали две контрамарки в малый зал Консерватории, не желаете сходить со мной?
Пармен с улыбкой кивнул и знаком показал, что внимательно слушает докладчика.
Время и война сделали свое дело. Почти ничего из того, что говорилось и обсуждалось не было ему понятно. В голове умещались лишь некоторые знакомые слова, которые со звоном прыгали в гудящем пустом пространстве. Он начал понимать, что задача, которая стоит перед ним может быть не только сверхсложной, но и почти невыполнимой. А ведь ему еще предстояло сдать магистрантские экзамены, и сдавать их придется не благодушному Кузину, а сидевшему рядом с ним сердито нахмурившему Ермилову, который, казалось, готов был душу вытянуть из каждого докладчика.
****
На следующий день после поспешного бегства Сергея, Холмс встретила меня в дверях с горящими глазами.
– Кажется, все еще более запутано, чем кажется сначала… Смотри.
Я стал читать тот документ, который был на экране и не поверил своим глазам.
– Так он обвинял или не обвинял?
– Вот и мне непонятно… Кто же он, все-таки? И как ему удалось стать таким математиком?
Где же зарыта собака?
****
Они бродили всю ночь, как сумасшедшие или влюбленные. Подчас Пармену казалось. что перед ним не математик, а безумный поэт.
– Ты понимаешь, Пармен, какие возможности возникают? И аналитические множества, которые вы с Муслиным придумали, а Николай Николаевич развил – еще цветочки перед теми просторами, которые нам открываются… Нам надо быстрей сдавать магистрантские экзамены и добиться, чтобы нас направили в Германию, к Гильберту, Минковскому… Там сейчас творится истинно новая математика. Они открыли целые пространства, целый аппарат, который позволяет решать задачи, не решаемые старым… Там творится истинная революция…
– Постой, мне хотя бы вспомнить все… Я уже не говорю о магистрантских экзаменах.
– С экзаменами я тебе помогу… Заодно и подтяну тебя. Нагонишь быстро… Ермилов, конечно дотошен и строг, да я все его лекции знаю… Главное, чтобы у тебя терпения хватило. А тебе точно это понравилось? Я тебе признаюсь, что ты второй человек, который так в analis sytus вцепился… Есть еще один, но он еще студент.
– Уж не тот ли, с которым я тебя на улице встретил? Такой серьезный, диковатый…
– Вот уж, правда… Он в Техническом Училище учится, где я лекции читаю, а потом в университет бежит… И мне по пути с ним. Вот, чтобы времени не терять, я и начал ему по дороге лекции читать. Он схватывает все, как голодный… Будто его три года без еды держали.
– Что он в Техническом Училище делает? Учится из-за пайка?
– Ну, да. Так многие делают. Некоторые, правда, работают в учреждениях. Но, Бог с ними…
Ге же зарыта собака?
****
– Обыватель представляет себе математика, как человека, который увлечен числами. Но это совсем не так. Можно найти целую толпу математиков, которые с трудом преодолеют программу начальной школы, а уж таблицу умножения припомнят с большим трудом.
Рассуждала Сашенька, сидя на своем привычном месте на кухне, пока я варил кофе. Надо сказать, что во время расследования она никогда не могла справиться с этой задачей. Кофе обязательно или выкипал, или оставался ожидать, пока она не догадывалась зажечь огонь.
– Математика интересует, скорее красота, связывающая факты, чем численное содержание самих фактов. Гильберт как-то сказал про своего ученика: «Он стал поэтом, потому, что на математику не хватило фантазии». А то, что произошло с Алексашиным – совершенно невероятно. Он вернулся из поэзии театра в математику. Что-то мы упускаем…
Читать дальше