Дядька, прислушиваясь к их шёпоту и видя их недобрые взгляды, засуетился, подхватил свои торбы и пересел от них подальше.
Москва. Лубянская площадь, здание ВЧК.
Тридерский и Алексашин входят в кабинет. За столом сидит человек, просматривает бумаги. Подымает голову:
– Товарищи Тридерский и Алексашин? Здравствуйте! Как доехали? На месте вас хорошо рекомендуют, как опытных работников подполья. Надеюсь, вы понимаете, что гражданская война не кончилась. Она перешла в новую фазу. Теперь нам предстоит более трудная задача, чем та, что стояла перед нами. Насущный вопрос настоящего момента заключается в том, что без науки нам не победить разруху. Но, как вы знаете, большинство ученых, как и вся интеллигенция, сочувствуют кадетам. А следовательно, являются врагами советской власти.
Нашей задачей будет выявить этих врагов и обезвредить их. Но при этом, надо умело отличать сомневающихся и, пусть и враждебно настроенных, но готовых трудиться на благо народа. Пусть злопыхают у себя в кабинетах.
Главное, чтобы они помогали нам вырастить своих, преданных делу революции, ученых. Пусть помогают нам найти самородков среди пролетарской молодежи. С ними мы успеем еще расправиться. Они должны помочь нам выполнять нашу задачу по созданию пролетарской науки. А потом – пусть идут на все четыре стороны…
Имея свою науку, Советская власть может отправить их на свалку истории. Но, пока, они нам остро необходимы и нужно за ними присматривать.
Товарищ Тридерский, вы направляетесь в сельхозакадемию. Ваша задача возглавить ее, организовать работу. Там есть крепкое ядро. В вашем распоряжении будет товарищ Вавилов с группой ученых, которую он собрал вокруг себя.
Вам, товарищ Алексашин, будет задача потруднее. Вы у нас математик?
– Да, занимался трансфинитными числами…
– Вот и продолжайте заниматься. Ваша задача будет внедриться в этот круг, стать своим среди математиков. Стать профессором и постараться возглавить всю деятельность этих болтунов. Учиться, замечать, привлекать к себе молодых и влиять на них.
Старый университетский особняк выглядел заброшено. Бюст Ломоносова печально смотрелся на фоне обшарпанного здания. Только церковь выделялась каким-то подобием отделки.
«Наука – трудящимся» прочитал Пармен на фронтоне. Оглядевшись, он зашел внутрь.
– Пармен?!! – Из-за стола вставал Кузин. – Откуда? Как?
– Вот, приехал, Николай Николаевич. Примете снова в ученики?
– А не забыли все?
– Кое что забыл, но я восстановлю… Я читал лекции по математике в Черниговском Педагогическом институте… Кое что восстановил. Но потом заболел тифом.
– Уверен, быстро восстановите. Ох уж этот тиф… Вы знаете, голубчик, Михаил Яковлевич Муслин умер от тифа. Какой был талант! Но вы же работали с ним. Может быть, продолжите его работу? Сдадите магистерские экзамены и начинайте… Где вы, кстати, сейчас живете?
Вопрос застал Пармена врасплох. Не говорить же, что пока он остановился в общежитии для работников ГПУ…
– Пока, нигде… Сразу сюда.
– Ну, голубчик… Это – разрешимо. Сейчас много порядочных людей испытывают необходимость сдавать комнаты. Хотя бы, на время… Уплотнение, знаете ли…
– Я думаю, остановлюсь у брата.
– Ну, хорошо, хорошо, голубчик… Значит вечером… Вы знаете, что занятия в университете проходят вечером? Я вас проведу к Дмитрию Федоровичу Ермилову и вы договоритесь о времени сдачи магистерских экзаменов.
– Дмитрий Федорович! Он не уехал? С большим удовольствием встречусь. Наверное, он и экзамены будет принимать?
– Он, он, голубчик… Строг, требователен, не ко времени… Какой студент сейчас пошел? Не все окончили гимназию, но очень много способных, прямо скажем, талантливых. Взять хоть Павла Самуиловича Урельсона… Замечательная голова! В дни смутные работал самостоятельно, а два года назад, когда мы вернулись сюда из Иваново, явился, сдал выпускные, будет сдавать магистранские и представил замечательную работу. Теперь научный сотрудник в Институте Математики, профессор. Разрабатывает замечательную науку. Назвал ее analysis situs, немцы называют ее топологией. Чрезвычайно перспективное направление, я вам скажу… Вы не знакомы с ним?
– Нет, не довелось…
– Ну, хорошо, голубчик… Познакомлю, наверстаете. До вечера.
****
– Все страньше и страньше, как сказала бы Алиса… – Пробормотала Холмс. – Вот тут, в его мемуарах говорится о его отце: «После его смерти моей матери была назначена персональная пенсия и за ней была пожизненно закреплена квартира при Смоленской больнице.»… Значит, он был комиссар, начальник ГубЗдравотдела… А сын сделал карьеру в Политпросвете, а если его оставили в занятом деникинцами Чернигове, то значит, что он был в ЧК…
Читать дальше