Сергей Юров - Убийство в имении Отрада

Хитрово-Квашнин проснулся, как от толчка. Черт, вот так сон! За окном уже стемнело, и он зажег свечу на столе. Боже! Напольные часы показывали без четверти двенадцать! Что же он будет делать ночью? В кабинете было душновато. Раскурив трубку и потушив свечу, он вышел наружу, в ночную прохладу. На парадном крыльце присел на верхнюю ступеньку, положил рядом с собой трость и посмотрел вверх. В вышине раскинулся Млечный Путь, мириады звезд мерцали серебристым блеском, чуть в стороне висела полная яркая луна. Слышалось жужжание майских жуков, летали ночные мошки. Хитрово-Квашнин повернул голову в сторону барского флигеля и от неожиданности вздрогнул. Ему показалось, что на втором этаже блеснул огонек свечи. Сразу вспомнились подпоручицы с их рассказом о призраке. Он не сводил глаз с окон, и ожидания его не обманули. Огонек снова показался и медленно проплыл по комнате. Там кто-то есть! Привидение? Ерунда!.. Хм-м… А вдруг и впрямь призрак?!

Хитрово-Квашнин нерешительно поднялся и, опираясь на трость, медленно зашагал к флигелю. Трость давно служила ему надежным оружием. Не раз он охлаждал ею пыл злых собак. А однажды на улице ночной Москвы так отдубасил тростью грабителей, что те бросились наутек, охая и держась за ушибленные бока. Покоящийся в правом боковом кармане мундира наградной пистолет также придавал уверенности.

Наружная дверь флигеля была открыта. Хитрово-Квашнин вошел и невольно посмотрел на дверь, за которой лежало тело Прохора. Оттуда не доносилось ни звука. Он стал осторожно подниматься по лестнице, заваленной истертыми диванными валиками, сломанными стульями и всяким тряпьем. На полпути остановился и посмотрел вверх, где темнел небольшой коридор. Шаг, еще один, последняя ступенька предательски громко скрипнула. Войдя в коридор, он почти ощупью двинулся вперед. Вот и нужная дверь. Приоткрыв ее, он беззвучно проник в комнату. Если в ней и горела свеча, то она потухла. Пахло застарелой пылью и какой-то затхлостью. В лунном свете виднелись кровать, стол, старинный шкаф и сундук с открытой крышкой. На стенах висели альбомные листы с рисунками. В одном простенке между двух окон стоял столик, на котором лежали разные безделушки. Штабс-ротмистр, приставив трость к стене, потрогал простенькую картонную шкатулку, взял пустой флакончик из-под духов и поднес его к носу — стеклянный сосуд все еще источал легкий аромат.

Другой простенок занимало большое, покрытое пылью, зеркало. В него-то и смотрелась Глафира, прихорашиваясь перед встречами с возлюбленным!.. Бедняжка! Какая горькая судьба! Штабс-ротмистр приблизился к треснувшему по всей длине зеркалу, взглянул в него и похолодел от ужаса. Кроме его отражения в нем маячило бледное мужское лицо с запавшими большими глазами, в которых светилась угроза. Сунув руку в карман и нащупав рукоятку пистолета, Хитрово-Квашнин резко обернулся: позади зияла пустота! В ней в призрачном танце порхал одинокий мотылек. Сердце бешено забилось в груди дворянина. Впервые в жизни он почувствовал, как шевелятся волосы на голове. Ну и дела!.. Неужели привидение Прохора?!

Он медленно повернулся к зеркалу. Теперь в нем отражалось только его лицо. Едва он перевел дыхание, как ему показалось, что у противоположной стены мелькнула какая-то тень. Он снова развернулся, однако не увидел ничего, кроме сумеречной пустоты. Поблазнилось! Но, что тогда заставило висевшие на стене рисунки слегка шевельнуться? Охотник за призраками, схватив трость, поспешно оставил комнату, спустился по лестнице и выскочил наружу. Прежде чем отправиться в свою комнату в мезонине, он перекрестился и трижды прочитал «Отче наш».

Забравшись в пуховую постель, Хитрово-Квашнин долго ворочался с бока на бок, переживая все перипетии посещения флигеля. Сна не было ни в одном глазу. Вспомнив об отцовской рукописи, он зажег свечу, взял с тумбочки исписанные листы и углубился в чтение.

Один мой давнишний приятель, секунд-майор И.Л. Петин, попросил меня в письменной форме дать отчет о каком-нибудь интересном расследовании, которое мне довелось провести. Просьба необычная, но почему ж не уважить добряка? И хотя никаких художественных воспоминаний до сих пор я не писал, рассказ, на мой взгляд, вышел занятным. Вот подробности любопытного дельца… Случилась эта история в один из моих приездов в Можайский уезд, в Нескучное. Как-то ранним июньским днем 1797 года я был разбужен камердинером Потапом. Старик, служивший еще моему деду, стоял у кровати и легонько тряс меня за плечо.