Сергей Юров - Убийство в имении Отрада

— Что ж это такое, Евстигней Харитоныч?.. Ну, ни в какие ворота!.. Убить женщину из-за камушков!.. Тому, кто это сделал, черти в аду бока-то поджарят!

— Надо заметить, что вчера на эти камушки Анисим Ларин поглядывал с большим интересом.

Купец вскочил как ошпаренный.

— Не убивал, Евстигней Харитоныч! Вот крест святой!.. Каюсь, понравилось ожерелье, но что б убить, на это я не годен. Кишка тонка! Как увижу кровь, дурно делается, в обморок, того и гляди, рухну!

— Присядь, Агапыч, присядь, — махнул рукой Хитрово-Квашнин. — Устроил представленье!.. Никто тебя пока ни в чем не обвиняет. В котором часу встал сегодня?

— Слава Богу! — Купец перекрестился и поудобнее устроился в кресле. — Встаю-то завсегда с петухами, торговлишка того требует. Если б лежебокой был, то числился бы не в купцах второй гильдии и откупщиках, а в мещанах, которых порят розгами да в рекруты спроваживают… Вот у меня сосед Куницын, купцом был, все чин чином, а тут за воротник стал закладывать. Что ни день, то гулянка, что ни гулянка, то до положения риз! Три лавки у него на Базарной площади, свой какой-никакой свечной заводик, крупорушка. Все запустил! Приказчики и рады, что с прохладцей можно работу делать. В ренсковый погреб то и дело ныряют, пьют, непотребных девок в лавки водят, торговле и всякому делу убыток!.. Говорю ему, Яков Лукич, остепенись! Что ты, в самом деле, зачастил! Пьешь, как оглашенный! Банкрутом стать желаешь?..

— Брось!.. Отвечай на заданный вопрос.

— Поднялся в восемь. Вышел из флигеля, погулял по парку… Завсегда люблю в нем прохлаждаться. Огромадный и красивый он у Андрея Василича!.. Такого в уезде больше и не найти. Деревья разные — липа, клен остролистый, дуб черешчатый, береза повислая, черемуха, ель, сосна. А аллеи! Подъездная широкая, вся в желтом песочке. Беседки, статуи, пруд укромный, а в нем вот такие караси! — купец широко раскинул руки. — Плавают, шельмы, и на меня поглядывают!.. Хожу эдак, воздухом дышу, слышу шорох вверху. Думаю, белка или птичка какая, поднимаю голову, иностранец, ну, Деверье этот. Сидит на суку и в дупло заглядывает. «Здорово, — говорю, — мусье», а он мне: «Бонжур!», очки поправил и давай карандашом водить в своем блокноте. Чуден, право слово!.. Потом к садовнику сходил, на псарне побывал, на конюшне.

— В котором часу зашел в дом?

— Где-то в половине десятого.

— Приблизительно в это время Матякина спустилась вниз из мезонина. Не видел ее?

— Нет, она не попалась мне на глаза. Чего таить, если б видел, сказал бы! Я сразу в столовую направился, после долгой прогулки захотелось плеснуть внутрь чайку. В столовой уж Яковлев с хранцузом посиживали. Лакей обслужил нас, принес чаю, остатки вчерашних пирогов, печенья. Посидели, поговорили и, насытившись, пошли в бильярдную… Играть-то я умею, только не шибко. Руку все никак не набью. Яковлев, вот кто в эвтом деле силен. Как начал шары в лузы загонять, смотреть — не оторваться!.. Видно, в уездном суде бильярд стоит, не иначе… Ну, а затем это столпотворение в мезонине… Ох, грехи наши тяжкие!.. И кто поднял руку на женщину? Какая такая скотина, ни дна ей, ни покрышки?

— Ступай… Постой, а где ж ты в бильярд играть научился?

— Гостиницу я недавно открыл в доме купца Ослина. Первым делом, стол в ней бильярдный поставил с добрым зеленым сукном… Приглашаю, Евстигней Харитоныч. Дворяне мою гостиницу уже жалуют. Стоит на видном месте, невдалеке Вознесенская церковь, базар. Ворота въездные широкие, два ледника рядом с домом. Закуска свежая, первый сорт! Вина на любой вкус!.. В гостинице печь израсцовая, буфет, десять столов, три дюжины стульев, две софы, два зеркала и прочее хозяйство. Мебель покрашена под красное дерево, загляденье! Словом, не хуже, чем у Болховитинова или Зиновьева…

— Тараканов-то вывел?

— Всех подчистую! Столько порошка на это дело ушло, жуть!..

— Понятно… Погоди, что соседский купец? Пить, поди, бросил.

— Куницын?.. Хм-м, брось он пить, все пошло б по-другому. Преставился, прости Господи ему все грехи! Петродарский сиротский суд меня назначил опекуном над оставшимся имуществом.

— Что ж осталось?

— Cлава Богу, дом цел и все, что в нем, тоже. А свечной заводик и крупорушку за долги описали.

Хитрово-Квашнин вздохнул и произнес:

— Ладно, Агапыч. Попроси сюда Леонида Игнатича.

Петин явился, сел в кресло и положил неизменный альбом на колени. Его добродушное лицо выглядело озабоченным. Посмотрев на Хитрово-Квашнина, он развел руками:

— Я было сунулся к Селиверстову, Евстигней Харитоныч, но он и слушать не стал. Отмахнулся как от назойливой мухи.