Клэр Уитфилд - Падшие люди

Было далеко за полночь, когда он вышел на Коммершл-стрит – широкую светлую улицу, относительно безопасную, потому что здесь толпился народ, хотя по большей части не его роду-племени. К сожалению, он выделялся в толпе. Своими кудрями, чертами лица, одеждой… Все это были указатели, маяки для тех, кто ненавидел таких, как он. Они не были знакомы с ним, не знали, что Израэль не представляет угрозы, но смотрели на него враждебно, со злостью. Их неприязнь он всегда принимал на свой счет и, силясь понять чужую речь, часто думал, что, возможно, его спутали с каким-нибудь негодяем, совершившим нечто ужасное. Теперь он избегал всякого общения с ними. Язык у них сам по себе был чудно́й, так еще одни и те же слова разные люди произносили по-разному.

У него участилось дыхание. Легкие не успевали насыщаться воздухом из-за того, что, нервничая, он взял слишком быстрый темп. Торопливо шагал, держа руки в карманах. Глаз от тротуара не поднимал. Свернул на Бернер-стрит, в кромешный мрак. Да, уже очень поздно. Нужно было уйти гораздо раньше. Впредь он будет строже контролировать себя. Слишком темно, слишком страшно.

Впереди Израэль увидел два черных силуэта – мужчины и женщины, как ему показалось. В груди отпустило, когда он понял, что это парочка: раз есть женщина, значит, они не так опасны. Когда он подошел к ним ближе, мужчина вдруг напал на женщину – схватил ее за плечо и швырнул перед собой на тротуар. Женщина закричала. Трижды издала вопль. Пронзительный, душераздирающий. На ее крик никто не прибежал. На улице были только они двое и Израэль, но он словно прирос к земле. В ушах раздавался бешеный стук его сердца. «Беги!» – понукал его внутренний голос, но он не мог сдвинуться с места. В конце концов ему все же удалось перейти через дорогу, но чувствовал он себя отвратительно. Он понимал, что должен помочь женщине, однако ему всегда твердили, чтобы он не вмешивался в чужие ссоры, потому что крайним неминуемо сделают его.

Израэль ускорил шаг. Все его органы чувств были настроены на тех двоих. Женщина пыталась подняться. Из темноты выступил еще один силуэт. У Израэля сердце едва не выскочило из груди. Он метнулся с тротуара на дорогу. Тот человек вышел на свет, чтобы закурить трубку. Израэль был уверен, что он смотрит на него. Сам он уже почти бежал. На ходу обернулся посмотреть, что там творится, и похолодел. Мужчина преследовал его, что-то кричал. С уверенностью он не мог бы сказать, но ему послышалось что-то вроде «Липский». Фамилия еврея, которого повесили за убийство в минувшем году. Этого было достаточно. Израэль припустил со всех ног, помчался не останавливаясь. Легкие, казалось, вот-вот заполыхают огнем, ноги от усталости подкашивались, но он не позволял себе передышки. Спотыкался, оступался, но бежал, пока не приник к двери своего дома.

Кейт Многоликая

– Как тебя зовут? – спросил дежурный покачивающуюся женщину.

Стоя между двумя полицейскими, которые поддерживали ее, она была похожа на плохо набитое огородное пугало. Констебль Робинсон с трудом поставил ее на ноги, но потом она выскользнула из его рук и, приземлившись в куче мусора на тротуаре, зашлась диким смехом. Он был вынужден позвать на помощь констебля Симмонса, и вдвоем они буквально волоком притащили ее в полицейский участок Бишопсгейта.

Женщине, наверно, было лет сорок пять. Внешне – изможденная тощая пигалица. Лицо уродливо перекошенное, словно от частых побоев его костная структура деформировалась. Под глазами темнели круги, но сами мелкие черты были довольно правильными. Вероятно, некогда она была красива. Безобразие, думал констебль Робинсон, до чего эти женщины доводят себя алкоголем и дурным поведением. Сам он строго придерживался трезвого образа жизни.

– Я спросил, как тебя зовут? – чуть громче повторил свой вопрос дежурный.

На этот раз женщина вроде как попыталась сфокусировать на нем зрение. Вытянула вперед покачивающуюся голову и, прищурившись, вперилась в него напряженным взглядом, словно для того, чтобы прийти в себя, заставить глаза выполнять свое предназначение. Либо собралась рыгать.

– Никак, – огрызнулась она.

Констебли Симмонс и Робинсон закатили глаза.

– Там что, никто не назвал вам ее имя? Вы-то сами узнаете ее?

– Слова никто не сказал, но это не значит, что они с ней не знакомы. Я ее первый раз вижу. Их там тысячи, всех не упомнишь. И все на одно лицо, – ответил констебль Робинсон.