Клэр Уитфилд - Падшие люди

– Можно подумать, Хелен понимает, что значит работать! Хоть бы кто-нибудь ей сказал, что отдавать распоряжения – не ахти какой великий труд. Надо бы, конечно, утереть ей нос, рассказать про свою другую работу, какая она прибыльная, с какими людьми я общаюсь, но я и не подумаю. Она не поймет, а ей втолковывать я ничего не собираюсь, – заявил он.

Сестра, о которой еще недавно Томас отзывался с восхищением, теперь была «противной маленькой стервой» или «тупорылой квашней».

Ее письма он читать мне не давал, только зло комментировал. Один раз я поделилась с ним идеей о том, как привлечь больше пациентов в свою частную практику. Посоветовала принимать всех без разбору, а не гоняться за известными личностями, к чему, я знала, он был склонен. Томас посмотрел на меня так, будто я предложила ему пройтись голым по Челси или облизать башмаки мусорщику.

– По-твоему, это все, на что я годен? Избавлять от мигреней и волдырей мелких клерков, лечить животы ничтожных людишек? – он со стуком положил на тарелку столовые приборы.

По крайней мере, я больше не вздрагивала от вспыльчивости мужа: была готова к его вспышкам гнева.

– Положительные отзывы – чем не реклама? – отвечала я. – Даже из уст мелких клерков. Чем больше людей ты вылечишь, тем больше шансов, что тебя порекомендуют человеку с большими связями. Охотно верю, что та твоя другая работа во всех отношениях более привлекательна, но, Томас, нельзя рассчитывать на быстрый успех. Взять хотя бы доктора Шивершева: к нему полная запись на несколько дней вперед. Мне пришлось сослаться на наше знакомство по больнице, чтобы записаться к нему на прием.

Едва эти слова слетели с языка, я поняла, что совершила ужасную ошибку. Мужчины не любят, чтобы их собственность восхищалась другими собственниками. Я замерла, затаив дыхание. Когда подняла на мужа глаза, он, застывший, как изваяние, смотрел прямо на меня. Не сказав ни слова, швырнул тарелку. Она упала на мой бокал. Тот разбился, обрызгав меня вином и осколками стекла. Томас поднялся из-за стола, отодвинул стул и покинул столовую как ни в чем не бывало. Человек, постоянно упрекавший меня в том, что я излишне эмоциональна и неуравновешенна, скрылся на своем драгоценном чердаке, подобно капризному ребенку, который от обиды убегает в детскую. Преданная ему миссис Уиггс поспешила за ним, всплескивая на ходу руками, словно ободряя его уязвленное эго.

Был и положительный момент: мы с миссис Уиггс достигли негласной договоренности игнорировать друг друга. Я больше не слонялась по дому, сомневаясь в каждом своем шаге, опасаясь, что дышу не в ту сторону. Не давала ей возможности читать мне нотации по поводу экономии свечей и необходимого количества расчесок. Я пришла к выводу, что трения между мной и мужем возникают во многом по вине миссис Уиггс. Я мечтала вместо нее нанять какую-нибудь кроткую рябую девушку. Мы с Томасом ладили бы гораздо лучше, если б миссис Уиггс вечно не втискивалась между нами подобно ревнивой собачонке. Если б удалось избавиться от нее, тогда этот дом по-настоящему стал бы моим.

Я до сих пор чувствовала себя здесь незваной гостьей, которая путается под ногами экономки. Посему, чтобы как-то развлечься, а заодно пощекотать ей нервы, помучить ее неведением (а то ведь миссис Уиггс всегда надо знать, где я нахожусь), я на целый день уходила из дома – бесцельно бродила по городу, сидела в Британской библиотеке, посещала музеи и церкви или, если не было дождя, гуляла в парке. По крайней мере, она была лишена удовольствия доложить Томасу – в тщательно подобранных коварных выражениях, принижавших меня в его глазах, – что я с утра до ночи шатаюсь по дому в опиумном дурмане.

Газеты наперебой сообщали, что полиция разыскивает человека по прозвищу Кожаный Фартук. Для меня это явилось огромным облегчением: значит, уайтчепелский убийца все-таки не мой муж. Какое-то время мои подозрения казались обоснованными, чаще всего по ночам, когда мне снились особенно яркие сны. Чтобы избавиться от них, я увеличила дозу настойки опия, но видения стали только еще более причудливыми. Днем они вызывали у меня смех.

Мелкий преступник из Уайтчепела, Кожаный Фартук любил поиздеваться над проститутками, и многие местные жрицы любви открыто показали на него полиции как на убийцу. Еврей без определенных занятий, он, по слухам, был настолько порочен и непорядочен, что стал изгоем даже среди своих соплеменников. С той ночи, когда была убита Полли Николс, он куда-то исчез. Полиция, пытаясь его найти, перевернула вверх дном более двухсот домов. Мне, конечно, было неведомо, где пропадал Томас в те ночи, но, если честно, много ли жен знают, куда ходят вечерами их мужья? Такова супружеская жизнь. Ради нее я пожертвовала своей свободой. Видимо, с ночными отлучками Томаса придется смириться.