Леонид Строев - В погоне за «старым соболем»

III

В Мадриде Николая и Викентия Матвеевича принял главный советник при Центральном фронте.

— Положение сложное,— сообщил он.— Фашисты взяли Малагу. Окружают Мадрид. У них перевес в танках, авиации, кавалерии. Поедете в тридцать девятую дивизию. Желаю удачи.

Командир дивизии Рамиро был молод. Слесарь толедской типографии, коммунист, он яростно ненавидел фашизм, кровавого каудильо Франко, лживых монахов. Смело бросался и гущу боя, не кланяясь пулям, но опыта и военных знаний не имел.

Михрюта получил назначение на должность советника при командире дивизии, а Николай стал инструктором. Переводчиком при них определили латыша по имени Янис.

— У нас такое было в восемнадцатом году,— делился Михрюта впечатлениями с Николаем.— Военное искусство на своей шкуре постигали. Ничего, сдюжили. А, знаешь, этот Рамиро толковый мужик, даром что молод и горяч.

Смуглый от природы и загоревший под испанским солнцем Михрюта внешне очень походил на испанца, и бойцы дивизии уважительно называли его «камарада Висенте». А Николая прозвали Николасом.

Дивизия прикрывала дорогу на Мадрид. Особенно досаждали республиканцам наскоки марокканской конницы.

Михрюта предложил сформировать при дивизии кавалерийский отряд. Рамиро горячо поддержал его идею. В штабе Центрального фронта обещали прислать коней. Без устали готовили первые три эскадрона кавалерии Михрюта и Николай.

Штурм начался утром. Закончилась артподготовка, и на окопы дивизии Рамиро двинулись фалангисты в синих форменных рубахах. Ударили пулеметы «виккерс», и дружные залпы охладили наступательный порыв фашистов.

Фалангистов сменили итальянские стрелки в плоских, похожих на тарелки шлемах. Винтовочные залпы отогнали итальянцев. Но другая опасность угрожала республиканцам. Марокканская конница, сверкая саблями, мчалась на траншеи.

— Попробуем ударить во фланг! Прикажите трубить боевой сбор,— отрывисто бросил он Рамиро и, подбежав к адъютанту, выхватил у него повод своего коня.

Марокканцев было в несколько раз больше, но неожиданный удар республиканской конницы во фланг ошеломил их. Зазвенела сталь. Дико всхрапнули кони. Рубя налево и направо, Михрюта носился меж цветных бурнусов, уклоняясь от ударов. «Ну, милая, не подведи»,— шептал он, до боли стиснув эфес сабли.

Сбоку вынесся на него рослый всадник в зеленом бурнусе с круто загнутым клинком. На секунду Михрюта увидел его потное лицо, ощерившийся в усмешке рот с тонкой ниткой усов…

IV

Генерал, командовавший войсками на эстремадурском направлении, был взбешен до предела. Он топал сапогами, плевался и сердито посматривал на Отто фон Варншторфа.

— Почему я самым последним узнаю, что у этих красных собак появились русские волонтеры? Откуда у сопляка Рамиро взялась кавалерия, задуши вас лихорадка вместе с этим наглым немцем. Клянусь пречистой девой, вы безмозглые мулы. Плевал я на таких советников и помощников. Каррамба.

Переводчик Варншторфа благоразумно пропускал ругательства генерала мимо ушей.

В открытую форточку доносился шум, слова команд, топот… Прозвенели подковами марокканские всадники. Чье-то протяжное завывание резануло слух генерала.

— Эй, Пабло,— рявкнул генерал своему адъютанту.— Ступай! Разберись, что эти дикари не поделили между собой.

Через несколько минут тот докладывал генералу:

— Ваше превосходительство, капрал марокканских войск оплакивает своего погибшего брата и разрубленную в бою саблю.

Услышав от переводчика о случившемся, Варншторф вышел из штаба, провожаемый злобным взглядом генерала, Следом за подполковником проследовал переводчик.

У входа в казарму, где остановилась на постой бригада марокканской конницы, сидел на корточках молодой капрал в разорванном бурнусе. Вокруг него столпились смуглые высокого роста кавалеристы. Они сочувственно вздыхали, тихо переговариваясь меж собой. В руках у капрала Варншторф увидел обломок сабли и обратил внимание на эфес, изукрашенный золотой насечкой и пластинами из черного дерева. Капрал жалобно причитал, и крупные редкие слезы катились по искаженному плачем и подергивающемуся лицу.

Подполковник, не отрываясь, смотрел на скол стального обломка.

— Узнайте, что за беда у него приключилась,— приказал он переводчику.

— У него в бою зарубили старшего брата. Эти марокканцы — сущие дети. Устроили панихиду по сабле брата, разрубленной республиканским всадником. Утверждают, что злой дух Иблис вселился в клинок республиканца и что тут без колдовства не обошлось. Эти туземцы отчаянные головы, злы, бесстрашны, но при упоминании о злых духах, бледнеют и теряют самообладание.