Елена Арсеньева - Загадка воскресшей царевны

Но почему тогда отец Анатолия так беспокоился о том, чтобы сын ничего не узнал об этих соседях? Почему так настаивал на его отъезде? Только потому, что оберегал своих пациентов от ненужного любопытства?

Или за этим кроется что-то еще?…

– Ну? Чего ты молчишь? – затормошил Анатолия Укко, проявляя совсем не свойственную национальному характеру нетерпеливость. – Что ты об этом думаешь?

– Да я ничего не думаю! – отмахнулся Анатолий. – Я только сегодня приехал, а завтра мне опять уезжать. Я и не видел никого.

– Врешь, конечно, – разочарованно протянул Укко. – Просто не хочешь говорить! Но знаешь, какие слухи ходят…

– Ну да, ты говорил, – кивнул Анатолий. – Что это государева семья. А мой отец – лейб-медик. Глупости, вот что это такое.

– Я и сам знаю, что это глупости, – неожиданно брякнул Укко. – По-моему, это двойники.

– Какие? Чьи? – удивился Анатолий. – Что это значит – двойники?

– Толечка! – вдруг раздался взволнованный женский голос, и из-за угла выбежала Вера Савельевна. – Господи, ну куда ты пропал? Сколько времени назад ушел… И ужинать не вернулся. Мы с отцом извелись, он меня послал тебя искать.

Голос ее звучал виновато и в то же время испуганно.

– Здравствуйте, госпожа Башилова, – церемонно поздоровался Укко.

Ну да, одно дело, что они с Анатолием друзья с самого детства, но совсем другое, что Дмитрий Ильич Башилов – доктор медицины, известный хирург, а кто такие Сеппянены? Всего лишь владельцы захолустного писчебумажного магазинчика.

– Извините, это я задержал Анатолия, – покаянно продолжал Укко. – Мы давно не виделись… извините. Прощайте, мне тоже пора домой.

Он торопливо сжал руку Анатолия, поклонился Вере Савельевне и свернул в проулок.

Вера Савельевна подошла к сыну и робко обняла:

– Ох, Толенька, как все неладно… У меня сердце разрывается. Я так радовалась, что ты приехал, а все наоборот вышло. И отец вне себя, и ты обижен… да, обижен, я чувствую.

– Мама, кто такие эти наши соседи? Кто они – Филатовы? – тихо спросил Анатолий, обнимая ее, но она, уткнувшись в его грудь, замотала головой, тихо всхлипывая, потом с трудом выговорила:

– Отец тебе расскажет, если можно.

– Это правда, что они двойники? – резко спросил Анатолий, но мать отпрянула и поглядела на него с таким испугом, что у него ёкнуло сердце и он поспешил ее успокоить: – Мама, да ты что? Не волнуйся. Это просто люди болтают всякие глупости.

– Пойдем, – Вера Савельевна потянула его за руку. – Пойдем, отец расскажет, если сочтет нужным.

Однако когда они вернулись домой, Дмитрий Ильич уже спал. На столе на террасе лежала небрежно нацарапанная записка: «Не будите меня. Плохо себя чувствую» .

Вера Савельевна горестно вздохнула, виновато поглядела на сына, но нарушить приказание мужа не решилась. Что до Анатолия, он не сомневался, что отец нарочно залег в боковушке, чтобы избежать неприятного разговора. Неприятного, а может быть, даже и опасного.

Ну что ж, Анатолий не возражал.

Он был всегда далек от политики – даже в это непростое военное время! – считая, что, если каждый человек начнет ломать голову над вопросами государственного управления, его справедливостью и несправедливостью, до добра это не доведет. Он был противником интеллигентской фронды, которая захватила обе столицы (особенно Петроград!), и дружил с теми соучениками, которые придерживались патриотических взглядов. Черносотенцев, впрочем, он сторонился – так же как и евреев; свободного современного искусства не понимал, втихомолку радуясь, что медицина, которой он посвятил жизнь, все же основана на преклонении перед авторитетами, а не на ниспровержении их.

То, о чем говорил Укко, показалось бы Анатолию не стоящей внимания чепухой, если бы это не было воспринято так странно – испуганно, болезненно! – отцом. Но если для Дмитрия Ильича это настолько важно, значит, не стоит настаивать на том, чтобы непременно сунуть нос в его тайну.

Может, даже и лучше, что отец спит или притворяется спящим… Сейчас Анатолий тоже пойдет спать, а утро вечера, как известно, мудренее.

После молчаливого и унылого ужина мать ушла в спальню, а Анатолий поднялся на второй этаж. Спать, впрочем, не хотелось. Бессонно повалявшись на диванчике, он вышел на балкон.

Ночь уже опустилась на Териоки – короткая июньская ночь, благоухавшая сиренью и яблоневым цветом. Хоть день стоял солнечный, сейчас небо затянуло бледными облаками, из-за которых безуспешно пыталась пробиться луна. Тишина была полная – дачный поселок спал в блаженной благоуханной темноте.