Джулиан Барнс - Артур и Джордж

Гимназиста спросили, когда обвиняемый в последний раз оказался в одном с ним купе.

– Наутро после убийства двух лошадей мистера Блуитта. Кажется, тридцатого июня. Мы как раз проезжали мимо луга и сами видели из окна этих лошадей – они лежали на земле.

Тогда юного свидетеля спросили, заговаривал ли с ним мистер Эдалджи в то утро.

– Да, он спросил, не Блуитта ли это лошади. А потом стал смотреть в окно.

Следующий вопрос: а до того случая заходил ли у него разговор с подсудимым об изуверских нападениях на животных?

– Нет, ни разу, – ответил подросток.

Затем слово предоставили Томасу Генри Гаррину; он подтвердил, что является графологом с большим стажем. Ему была поручена экспертиза писем, зачитанных в суде. В измененном почерке он выявил ряд четко выраженных особенностей. Те же самые особенности были выявлены и в письмах мистера Эдалджи, переданных графологу для сопоставления.

Доктор Баттер, судебно-медицинский эксперт, изучивший пятна на одежде Эдалджи, заявил, что проведенный им анализ показал наличие следов крови млекопитающего. На плаще и жилете он обнаружил двадцать девять коротких волосков каштанового цвета. Их он сравнил с волосяным покровом лоскута кожи, срезанного с трупа шахтерского пони и присланного в лабораторию вечером того дня, когда и было совершено нападение на животного, то есть накануне ареста мистера Эдалджи. Микроскопическое исследование выявило схожесть волосков.

Мистер Гриптон, у которого в тот вечер было свидание с девушкой близ Коппис-лейн в Грейт-Уэрли, показал, что в районе девяти часов мимоходом повстречал мистера Эдалджи. Где именно это произошло, мистер Гриптон запамятовал.

– Ну ничего, – сказал полицейский солиситор, – тогда назовите нам ближайшую к месту встречи пивную.

– Бывший полицейский участок, – с радостью выпалил мистер Гриптон.

Приставы с каменными лицами пресекли хохот в зале суда.

Мисс Биддл, которая подчеркнула, что они с мистером Гриптоном помолвлены, тоже видела мистера Эдалджи; аналогичные показания дали и другие лица.

Суд огласил подробности вивисекции: рана, нанесенная шахтерскому пони, оказалась пятнадцати дюймов в длину.

Свидетелем выступил и отец подсудимого, индус, викарий прихода Грейт-Уэрли.

Сам подсудимый заявил:

– Я не признаю себя виновным ни по одному из пунктов обвинения и сохраняю за собой право на защиту.

В пятницу 4 сентября Джордж Эдалджи, обвиненный по двум пунктам, был передан в Стаффордский уголовный суд, заседавший раз в квартал. На следующее утро бирмингемская «Дейли газетт» написала:

Эдалджи сохранял свежий, жизнерадостный вид; сидя на стуле в центре зала суда, он коротко переговаривался со своим солиситором на предмет свидетельских показаний и обнаруживал при этом компетентность, обусловленную его серьезной юридической подготовкой. Однако большую часть времени он невозмутимо наблюдал за свидетелями, сложив руки на груди и закинув ногу на ногу; при этом он выставлял напоказ характерно стоптанный каблук – одно из самых серьезных доказательств в цепи косвенных улик.

Джордж все же порадовался, что его объявили невозмутимым, и прикинул, будет ли у него возможность сменить обувь перед заседанием Стаффордского суда квартальных сессий. Он также отметил, что Уильям Грейторекс описан в газете как «пышущий здоровьем юный англичанин с открытым загорелым лицом и приятными манерами».

Мистер Личфилд Мик не сомневался, что окончательный вердикт будет оправдательным.

Женщину-хирурга, мисс Софи Франсес Хикмен, пока не нашли.

Полтора месяца, отделяющие предварительные слушания от квартальной сессии Стаффордского суда, Джордж провел в лазарете стаффордской тюрьмы. Он ни в чем не раскаивался: отказ от освобождения под залог представлялся ему верным решением. Под грузом таких обвинений он так или иначе не смог бы вести дела в конторе; да, он скучал по родным, но для них, с его точки зрения, было только лучше, что его содержат под стражей. Его встревожили сообщения о толпах, осаждающих дом викария; к тому же он слишком хорошо помнил, как по дороге в мировой суд Кэннока в дверь полицейской кареты стучали тяжелые кулаки. Надумай какие-нибудь горячие головы подкараулить его на улицах Грейт-Уэрли, он не поручился бы за свою безопасность.

Но была и другая причина не спешить с освобождением. Все знали, где он находится, в любое время суток за ним велось наблюдение, о чем делались соответствующие записи. Случись сейчас новое злодеяние, всем стало бы ясно, что цепь этих событий не имеет к нему ни малейшего отношения. А если первый пункт обвинения рассыплется, то и второй пункт – нелепое утверждение, будто он грозился застрелить человека, которого в глаза не видел, – придется снять. Странное было ощущение: ловить себя на том, что он, адвокат-солиситор, надеется на очередную резню домашнего скота, однако следующее преступление такого рода обещало ему кратчайший путь к свободе.