Антон Чиж - Бой бабочек

Ванзаров обменялся с Афанасием парой фраз и повернул назад. Он старательно не замечал Диаманта, который «выгуливал» Жанетт. Дело свое вор знал: барышня уже потеряла голову. Что же дальше будет?..

Богатый жизненней опыт научил Обуха видеть людей насквозь. Особо хорошо воровской старшина умел отличать, когда ему врут. Человечек думает, что хитрит, а у него все на лице написано, читай, как открытую книгу. Только буквы надо знать. Обух выучил нехитрые ужимки, которые открывали ему правду.

Сейчас он видел, что Промокашка (он же Леший, он же Нитяев) водит его за нос. Недоговаривает. Юлит. Но для чего безработному филеру понадобилось ходить по острию ножа, не мог взять в толк. Выгоды для Промокашки никакой: подрядился за интерес работать. Диаманта люто ненавидит, в том весь расчет. Как бы ловок поляк ни был, но перекупить деньгами личного врага не сможет. В чем же тут дело?

– Не понял я маленько, мил-человек, что там было, – сказал Обух. Он захотел послушать еще разок. Во второй раз наверняка учует, где обман. Не может Промокашка не проболтаться. – Память совсем слаба, разумею плохо… Не серчай, повтори, уважь старика…

Такую просьбу нельзя не уважить, и Нитяев безропотно начал свой рассказ. Как везде ходил за Диамантом, нигде не выпускал, все видел. И в другой раз Обух не нашел, в чем тут хитрость.

– Говоришь, билеты у портье заказал? – спросил он.

– Так точно, – по привычке ответил Нитяев. – Завтра на концерт мадемуазель Отеро и Кавальери пойдет…

– Музыка, значит… Музыку он любит… Отчаливает когда?

Нитяев повторил: портье взял билет на варшавский поезд на 27 августа. Паспорт, конечно, фальшивый, но это к делу не относится.

– А что он около французской мадам вертелся? – не унимался Обух.

– Мадам Горже, – поправил Нитяев. – Певица из «Аквариума». Легкий роман. Диамант до развлечений с дамами большой охотник.

– А готовое платье зачем покупал?!

– Подарок мадам Горже… Я вам докладывал, – Нитяев был спокоен, вид усталый.

Оставалось признать невероятное: гордый поляк смирил гонор и не посмел идти против воли Обуха. А Промокашка не врет, говорит, что видел. Не огнем же его пытать… Хотя полезное дело. Все говорят правду. Только после человечек сгинет в подвалах Никольского. Обух решил, что случай неподходящий, и поручил Промокашке ходить за Диамантом, пока поезд не увезет его. Если что, малейшее подозрение, сразу весточку отправить. Нитяев обещал исполнить в точности.

Как ни зорок был воровской старшина, но заглянуть в душу бывшего филера он не мог. А если бы заглянул, то поразился бы, какая ненависть к миру воровскому там кипела. К ним Нитяев пошел не от хорошей жизни, а чтобы заработать на кусок хлеба.

Когда вчера ночью его скрутили свои, бывшие свои, он не сопротивлялся. Думал, все одно погибать от ножей Обуха. Но его отпустили. И сделали предложение, за которое Нитяев готов был кровь отдать, до последней капли. Предложили немало: если Нитяев сможет провести Обуха и воры оставят Диаманта в покое, его вернут в отряд филеров. Начинать придется с самого низа. Нитяев готов был на все. Лишь бы не кланяться ворам. Лишь бы снова к своим.

Нитяев не врал Обуху, это невозможно. Он его презирал. Прав был вор: полицейскую кровь не заменишь.

В этот раз обошлось куда легче. Платон пришел в себя и только прикрывал рот платком. Он был бледен, но вполне владел собой. Еще немного – и сможет смотреть на трупы без содрогания. Войдя без стука, Ванзаров ради приличия спросил, как он себя чувствует.

– Спасибо, средство вашего коллеги буквально поставило на ноги, – ответил Платон, покашливая.

Что было правдой: Аполлон Григорьевич изобретал целительные составы удивительной силы. Вспомнить хотя бы «Слезу жандарма»… Но не следует отвлекаться.

Ванзаров сел без приглашения. На конторском столе царил порядок. В большой бухгалтерской книге сделаны свежие записи, перьевая ручка лежала на стыке страниц. Юноша работал, несмотря ни на что. Настоящий наследник дела.

– Кто принес букет для Кавальери?

Платон тщательно вытер рот и скомкал платок.

– Какой-то итальянец… Кажется, назвался родственником… Довольно молодой, моих лет.

– Можете описать, как он выглядел?

Вышло довольно толковое описание, включавшее характеристику лица, одежды, поведения и общего состояния итальянца. Можно было рисовать со слов. Жаль, было некому.

– Мне стало жаль его, я согласился передать букет, – закончил Платон.