Антон Чиж - Бой бабочек

Граф приказал принести саблю, что официант исполнил так быстро, будто в ресторане театра держали арсенал холодного оружия. Красивым взмахом поляк снес голову бутылке. Хлынул фонтан пены, попав на юбку. Жанетт взялась утирать салфеткой, но граф решил тут же искупить вину: они немедля поедут в магазин готового платья и купят ей три, нет, пять самых лучших платьев! Такой красавице полагаются только лучшие наряды.

Жанетт смогла только счастливо и беспомощно улыбнуться. Она обещала вернуться через четверть часа. Граф заявил, что готов ждать хоть всю жизнь, налил остатки шампанского, поднял тост в честь ее красоты, выпил залпом и разбил бокал в брызги. Как и должен поступать настоящий польский граф, который хочет сразить нежное сердце парижанки.

Женщина в беде становится настоящей. Притворство и выдумки, капризы и прихоти, мелкие шалости и гадости слетают шелухой, и она показывает себя такой, какая есть на самом деле. Ванзаров давно заметил, что женщина, попавшая в настоящие неприятности, обретает забытое свойство: она становится искренней. Слабой и беззащитной. Что немедленно будит в мужчине естественные желания помочь и защитить. Необъяснимое чувство – желание спасать и закрывать собой от беды – дремлет в каждом мужчине. Быть может, со времен пращуров, когда у пещерного костра первобытная женщина пряталась за первобытного мужчину. У кого-то это чувство пробуждается раз в жизни. У кого-то спит до седин. Ванзаров испытывал его довольно регулярно. И без психологики мог определить, когда женщине по-настоящему плохо.

Кавальери залезла на софу, поджав ноги. По самое горло закуталась в шаль, сжалась под ней, как будто не могла согреться, нахохлив плечи и прижимая к груди подбородок. Она не улыбнулась, когда он вошел, не подала руки. Бросила взгляд и снова уставилась в угол ковра. Ванзаров не любил, когда ему рассказывали, что случилось. Он предпочитал сразу оценивать и понимать обстановку. В гримерной не было ничего, что указывало бы на причину глубокого отчаяния Кавальери. Комната чисто убрана, осколки фарфора выметены, на трюмо порядок. Даже появилась ваза со свежим букетом.

– Что случилось, мадемуазель? – вынужденно спросил он, отступая от принципов.

Ему ответили слабым движением головы.

По сравнению с тем, что дарили поклонники, букет был скромен. Трудно предположить, что звезда могла так глубоко это переживать. Дело было в чем-то другом.

– Белые цветы, – сказал Ванзаров. – Вы ненавидите белые цветы…

На него посмотрели глазки, полные тоски и горя.

– Хризантемы, мой милый Фон-Сарофф…

Нельзя сказать, что Ванзаров разбирался в цветах и букетах. Можно сказать, что он с трудом отличил бы ромашку от гладиолуса. Для определения цветов под рукой всегда был Лебедев. Так зачем голову забивать пустяками? Дарить же букеты Ванзаров окончательно разучился. Последний подарил года три назад, в раннюю пору службы в сыске. Больше не случалось достойного повода…

– Довольно милы, – сказал он, не зная, что тут еще сказать.

Раздался тягостный, полный боли и страдания вздох.

– В Италии хризантемы кладут на гроб. Это символ смерти… Мне прислали букет как предупреждение: я умру… Меня убьют… Настал мой конец… – И она спрятала лицо в шали, как лебедь под крыло.

Ванзаров подошел к букету. Заложив руки за спину, внимательно осмотрел цветы. Почти без запаха.

– Когда букет появился?

– Жанетт сказала, что его передал юный племянник синьора Александрофф…

– От кого?

– Не мучьте меня, спросите у него…

Между цветами был воткнут листок бумаги. Ванзаров подцепил пальцами и развернул. Сыскная полиция не спрашивает разрешения читать чужие записки. Послание было написано нервным, дрожащим, неразборчивым почерком, как будто писали на коленке, явно мужская рука. На листке отчетливо виднелись высохшие пятна. Ванзаров прочел, но почти ничего не понял. Итальянский похож на латынь, но слишком исковеркал ее. Вот во что превратили великий язык предков современные жители Рима! Да, тут есть о чем жалеть…

Он протянул записку.

– Прошу вас, прочите это послание вслух… Что бы там ни было…

Кавальери сжалась, как перед ядовитой змеей, но стала читать, чуть щурясь. Звезда скрывала плохое зрение. Конечно, об очках и подумать нельзя! Что скажут поклонники?! Она кое-как разобрала почерк.

– Здесь написано: «Положите этот букет на мою могилу. Там, где будет лежать сердце, всегда беззаветно принадлежащее вам. Оно будет вечно хранить любовь за порогом гроба. Неизменно ваш Ф.К.».