Анатолий Леонов - Тайна псалтыри

– А вообще-то, дети мои, мы отменные молодцы!

В Москве с утра зарядил холодный осенний дождь. Мелкий, нудный и нескончаемый. Один из тех последних дождей, за которыми приходят холода с мокрым снегом, пронизывающими ветрами и тяжелыми, как военное сукно, темно-серыми тучами. Верный знак – зима не за горами!

Ближе к обеду дождь немного утих и даже выглянуло ненадолго отсыревшее от ненастья солнце. Случилось это сразу после того, как куранты на кремлевских башнях отбили шесть часов [304] Полдень. . Именно в это время от Тверской заставы в сторону Иверских ворот Китай-города пронеслась черная, крытая конопляной парусиной повозка, запряженная парой пегих битюгов. Повозку сопровождала десятка конных стрельцов, вооруженных по походному порядку.

Пугая зазевавшихся прохожих и полусонных лавочников, повозка пронеслась через Неглинную [305] Приток Москвы-реки. по Воскресенскому мосту и, резко вильнув влево, подъехала к воротам Земского двора, обнесенного высоким глухим забором. Два молчаливых сторожа пропустили прибывших внутрь и тут же со всей поспешностью захлопнули ворота обратно.

Не останавливаясь, отряд на полном ходу пронесся по почти пустынному двору приказа, обдав грязью из осенней лужи площадного подьячего [306] Предшественники нотариусов. , склонившегося перед ними в почтительном поклоне.

Повозка подъехала к торцу каменных палат Земского приказа и остановилась у бокового крыльца, стоявшего на высоком подклете, в котором, по слухам, ходившим среди весьма любознательного московского общества, имелся тайный застенок для особо опасных преступников, дела которых вел лично зловещий Степан Матвеевич Проестев.

Шло время. Битюги всхрапывали и фыркали, позвякивая сбруей. Мокрый от дождя возница сидел на козлах, словно прибитый к ним гвоздями. Никакого движения внутри остановившейся повозки тоже не было. Даже стрельцы без команды не спешились у коновязи, а продолжали находиться в седлах, словно ожидали какого-то особого приказа.

Наконец железная дверь подклети со скрипом отворилась, и на двор, перешагивая через две ступени, вышел огромный, как верблюд, дьяк приказа Шестак Голышкин. Он довольно бесцеремонно, как бродячего пса, вел на веревке небольшого, коренастого и тучного человека, голову которого закрывал мешок из рогожи.

Стоя у крыльца, Голышкин стянул с головы узника мешок и, сложив его пополам, засунул себе за пояс. Заключенным, выведенным дьяком из темницы, оказался Петр Аркудий. Освободившись от мешка на голове, он слегка сощурился и, задрав голову в небо, посмотрел на тусклое солнце, пробивавшееся сквозь облака, после чего улыбнулся и взглянул на Голышкина с присущей ему наглой и самоуверенной ухмылкой. Сперва показалось, что дьяк с размаху даст ему в ухо своим пудовым кулаком, размером с добрый чугунок, но вместо этого Шестак одним ловким движением снял с рук Аркудия веревку, завязанную хитроумным узлом.

– Туда иди! – мрачно пробасил он, кивнув головой на стоявшую в пяти шагах черную повозку.

Аркудий с гордо поднятой головой, неспешным шагом подошел повозке и откинул полог. Внутри на строганой доске, пристроенной поперек телеги, сидел Степан Проестев и отрешенно смотрел куда-то перед собой.

– Садись, иезуит!

Коротконогий Аркудий, держась за борта телеги, не без труда забрался внутрь, грузно уселся напротив начальника Земского приказа и вопросительно посмотрел на него. Проестев молчал, глядя на папского лазутчика безучастным взглядом, только желваки на его скулах двигались. Наконец, прерывая затянувшуюся паузу, он произнес:

– Государем принято решение сопроводить тебя до рубежей державы нашей, где ты будешь передан королевскому секретарю Войцеху Глембовскому и мозырскому старосте Балтазару Стравинскому. Благодари царя!

Лицо Аркудия вмиг расслабилось и приобрело выражение вполне искренней признательности.

– Великий государь всегда принимает правильные решения, в том и заключена мудрость правителя! – произнес он, кланяясь и пряча от собеседника свои глаза.

– Повезло тебе, висельник, с покровителями! – произнес Проестев с досадой и вылез из повозки.

Придерживая полог повозки, он, видимо, не удержался и добавил то, чего не собирался говорить:

– Мой тебе совет, иезуит, поезжай в Рим, посещай ученые диспуты, пиши богословские трактаты и забудь про Россию! Следующий раз тебе не повезет. Поймаю – позавидуешь смерти тех, кого убивал! Запомни, я слов на ветер не бросаю!