Анатолий Леонов - Тайна псалтыри

– Хорошо, сударь, я постараюсь запомнить.

Глаза Аркудия блеснули стальным блеском и тут же потухли. Проестев заметил этот блеск, но никак им не впечатлился.

– Не задирайся, папист. Думаю, ты запомнил! – Проестев резко задернул полог повозки. – Трогай! – приказал он извозчику и хлопнул одного из битюгов ладонью по крупу.

Кучер ожил на козлах, стегнул вожжами, и повозка сорвалась с места к загодя открытым сторожами воротам. Отряд стрельцов, услышав громкий окрик урядника, дал шенкелей своим лошадям и поскакал следом, на ходу выстраиваясь в две походные колонны. Опять зарядил нудный дождь. Проестев проводил взглядом удаляющийся отряд, поглядел в прохудившееся серое небо и досадливо сплюнул себе под ноги, утерев мокрое от дождя лицо широкой ладонью. Что вызвало его неудовольствие, оставалось только гадать.

Предоставленный самому себе Петр Аркудий, трясясь в неудобной повозке, выглянул через небольшую щель неплотно задернутого полога наружу. Мимо него проносились узкие и кривые московские улицы: Старое Ваганьково, Сивцев Вражек, Арбат. За Земляным городом потянулись церкви и деревянные избы Благовещенской слободы и ветряные мельницы «на Щепах», а за ними уже виднелся перевоз на Драгомилово.

Аркудий удовлетворенно кивнул. Значит, не обманул Проестев. Везли его по Можайской дороге к Вязьме и Смоленску. Он откинулся назад, опершись спиной на деревянный сундук с каким-то вонючим тряпьем, и закрыл глаза. Воспоминания прошлого нахлынули на него.

…С неба сквозь провалившуюся крышу сарая падали редкие снежинки, припозднившиеся к случившейся ночью метели. Петр Аркудий сидел на походном складном стуле и безучастно наблюдал, как офицеры его отряда обсуждали план штурма Троице-Гледенского монастыря. Он всегда был далек от военного дела, поэтому все разговоры о диспозиции [307] Письменный план боевых действий с указанием порядков воинских частей. , дефилеях [308] Узкий проход на местности, теснина. и рекогносцировках [309] Разведка. наводили на него смертную тоску. Сейчас его больше волновало то, что каналья Загрязский умудрился удрать от него, прихватив с собой псалтырь, а сам он едва унес ноги, преследуя беглеца до монастыря. И все опять надо было начинать сначала.

Размышления его прервал властный голос, громко произнесший по-русски:

– Я наместник Троицкой обители, игумен Пимен, хочу говорить с вашим командиром.

Аркудий замер от неожиданности. Неужели, подумалось ему в тот момент, все оказалось так легко и рыба сама бросилась в руки?

Он резко встал со стула и подошел к старому монаху, внимательно вглядываясь в его лицо. Он узнал его сразу, с первого взгляда, хотя до этого сомневался, что сможет узнать. Забвение – непременное условие памяти, но иногда, к счастью или нет, и оно не действует. Аркудий думал об этой встрече. Злорадство, ненависть, злость или, может, отвращение. Что должен был ощущать он при встрече? Иногда он даже позволял себе фантазировать на эту тему, но, увидев, не испытал ничего, кроме холодного безразличия охотника к жертве. В какой-то мере Аркудий почувствовал легкое разочарование и досаду на себя, но и эти чувства быстро прошли.

– С кем имею честь? – спросил он по-польски и добавил, перейдя на русский язык: – Правильно ли я понял, что передо мной московский боярин, князь Петр Михайлович Щенятев?

Игумен Пимен нахмурил брови и бросил взгляд на говорившего. При виде коротышки Аркудия в его глазах пробежала искра сомнения. Покачав головой, игумен ответил:

– Более полувека ношу я рясу. Мое имя – раб Божий Пимен. Чернец. Один из многих!

Ответ монаха по-настоящему разозлил Аркудия, брызжа слюной ярости, он воскликнул:

– Правду говорят – львиная гордость лисице не к лицу. Забыл ты, князь, свою гордость. Лицемерным смирением прикрылся, чтобы шкуру свою спасти.

На этот раз пришла пора вспыхнуть яростью глазам Пимена, но голос его оставался спокойным.

– Гордыня дышит адом, но кто ты такой, чтобы судить? Я тебя знаю?

– Ты меня узнаешь, – зловеще ухмыльнулся иезуит, – мое имя Петр Аркудий, и я служу Святому престолу! Но есть у меня и другое имя. Потаенное. Много лет никому его не раскрывал, а тебе скажу, а знаешь почему? Потому, что ты все равно сдохнешь, но смерть твоя оттого станет еще ужаснее!

– И как же тебя зовут?

– Я князь Петр Петрович Щенятев!

Игумен Пимен посмотрел на собеседника ошеломленным взглядом.

– Петька? Сын?

– Нет, не отец ты мне! – жестко и зло парировал иезуит. – Я Петр Аркудий, цензор генеральной конгрегации Святого престола, и мой отец – викарий Христа и верховный первосвященник Вселенской церкви, великий понтифик, папа Павел V, а ты, схизматик, участь которого гореть в геенне огненной! Мы не ровня, и я презираю тебя!