Николай Волынский - Наследство последнего императора. 2-я книга

РАССТРЕЛЯТЬ

Наступила тишина. Никто из приговорённых ничего не понял.

«Плохой сон, я ещё не проснулась», – подумала Анастасия. У неё, как в обмороке, внезапно закружилась голова. От слабости девушка покачнулась, но устояла. «Сейчас меня вырвет, – испугалась она. – Что он там прочитал? Почему мне стало плохо? Дышать тут нечем…»

Николай недоуменно посмотрел в лицо Юровскому, потом вгляделся в лица солдат и звонко воскликнул сорвавшимся голосом:

– Что вы сказали? Я не понял! Прочтите ещё раз!..

Юровский прочёл скороговоркой:

– «Ввиду наступления чехословацких банд, Николая Романова расстрелять!»

– Что? Что? – ещё громче крикнул Николай.

– Так нас никуда не повезут? – раздался спокойный голос Боткина. – Я так и думал! – хладнокровно фыркнул он. – Значит, жизнь отбираете… Семью-то за что?

Николай снова обернулся к своей семье, безумными глазами глядя на детей, которым Юровский только что пообещал перевести в безопасное место, и крикнул изо всех сил:

– Что это?! Что это?! Что э…

– Вот что! – сквозь зубы сказал Юровский, поднял маузер и выстрелил Николаю в затылок.

Густо загрохотали выстрелы.

Бывший император медленно повернулся к Юровскому. Левый глаз Николая в одно мгновение стал белым, круглым и навыкат, как у варёной рыбы. Вместо правого образовалась темно-пурпурная дыра. Он опустился на колени, прикрывая телом сына. Гимнастёрка на нем вздрагивала, когда в него попадали пули, оставляя рваные дымящиеся дырки. Всем стрелявшим захотелось лично убить царя. Ермаков палил из двух маузеров сразу сначала в Николая, потом в Александру, потом в девушек и прислугу.

Кадр из фильма Глеба Панфилова «Венценосная семья»

Раздались дикие крики и такой невыносимый женский визг, что Юровский ощутил, как его макушку обдало морозом и на ней приподнялись волосы. Ольга и Мария закричали и бросились друг другу в объятия, Татьяна и Анастасия застыли на месте, императрица осталась сидеть; её лицо медленно побелело, она внезапно отяжелевшей рукой осенила себя крестным знамением, потом расстрельную команду и успела прошептать по-русски: «Господи, прости им, не ведают бо…». В этот момент в лоб ей ударила пуля.

Снаружи дома шофёр запоздало пустил мотор, но выстрелы всё равно были слышны.

Комната наполнилась дымом и звоном пуль. Все стрелявшие войти в комнату не смогли, поэтому те, кто остался за порогом, просунули в помещение руки с револьверами и палили почти наугад.

Пули отшвырнули назад Ольгу и Марию. Ударившись спинами о стенку, сёстры отпустили друг друга, сползли вниз, присели на корточки. Обе зажали ладонями себе уши и визжали изо всех сил.

Татьяна была убита наповал и сразу, без звука, рухнула назад, навзничь – на Анастасию. Справа в комнате металась высокая фигура Демидовой: она закрывалась подушкой, потом упала. Пули отскакивали от стен и от девушек, жужжали по комнате и прыгали, словно град, по полу. Двое стрелявших были слегка задеты рикошетом, но, тоже захваченные общим зверски-отчаянным ужасом, продолжали нажимать изо всех сил на курки, стрелять и стрелять.

Доктор Боткин тяжело рухнул на правый бок, медленно перевернулся на грудь и затих. На затылке у него появились два больших отверстия. Из одного толчками обширно полилась ярко-алая кровь, из второго выглядывал лоскуток розового мозга. Рядом с ним, опираясь спиной о стену, медленно осел на пол Харитонов, вытянул на полу ноги. На колени ему упал грудью лакей Трупп. В правой руке Трупп всё ещё сжимал небольшой молитвенник в чёрном кожаном переплёте с четырёхконечным крестом: несколько секунд назад он был лютеранином. Оба умерли почти сразу – через десять-пятнадцать секунд от взрывного внутреннего кровоизлияния: пули более метких стрелков попали обоим сразу в сердце, разорвав по пути крупные сосуды. Для них всё кончилось, действительно, быстро и без мучений.

В Николая сначала одновременно стреляли Юровский, Кудрин и Ермаков, потом они перевели стрельбу на остальных. Когда у Ермакова опустели барабаны двух револьверов, он сунул их в карманы, выхватил из-за пояса маузер и принялся прицельно расстреливать Александру и девушек. Император, весь изрешечённый, какое-то время стоял, закрывая телом сына. Ему удалось немного продержаться на ногах, потом на коленях, хотя кровь у него хлестала из полутора десятка ран. Он залил ею сына, который сидел на стуле, запрокинув голову назад и только каждый раз вздрагивал, когда очередная пуля настигала его, оставляя дыру в гимнастёрке и отрикошетив от фуфайки. Наконец, мальчик медленно сполз и упал на отца.