Микаель Ниеми - Сварить медведя

Чалмо насторожила уши и с лаем бросилась к калитке – встречать Нильса Густафа.

– Могу я видеть проста?

Я ополоснул руки от слизистой чешуи и пошел в дом. Прост писал что-то, но отложил бумаги и пошел за мной во двор. Нильс Густаф широко улыбнулся и раскинул руки, как для объятия.

– Господин прост, что вы может сказать про свет?

– Свет?

– Ну да… что может сказать про свет человек, посвятивший себя религии?

– Свет создан Господом.

Художник улыбнулся еще шире. Что-то он задумал.

– А вы можете подержать свет в руках? Поймать его?

– Не совсем понимаю. Господин художник имеет в виду портрет? Вы его закончили?

– Нет-нет… я имею в виду само понятие… вечный свет, так сказать. Lux aeterna. Пойдемте, я хочу вам кое-что показать.

Он повернулся и пошел по дороге. Нам с простом ничего не оставалось, кроме как следовать за ним. Широким жестом он обвел на ходу купол неба:

– Посмотрите… плывут облака. Откуда вы знаете, что они существуют? Вы можете их потрогать? Подойти поближе? Не можете. И все же принято считать – да, облака существуют. Вон же они, на небе.

– Испарения воды, – пожал плечами прост. – Пар.

– А радуга? Существует она в действительности? Или, скажем, полная луна. Как ты думаешь, Юсси, существует полная луна? Или радуга?

– Ну конечно, существует. И полная луна существует, и радуга.

– Но ты же не можешь их потрогать! Ты так уверен, что они существуют, потому что ты их видишь. А почему ты их видишь?

Я не знал, что на это ответить. Потому что у меня есть глаза?

– Свет! Всему причиной свет! Если бы луна не светилась, мы бы и не знали про ее существование. Если бы нам сказали: вот, есть такая штука, полная луна, только ее не видно, – мы бы не поверили. А мы верим, потому что мы ее видим, потому что она, представьте себе, светится.

Мы подошли к церкви.

– Вот вам пример. – Нильс Густаф махнул рукой в сторону храма. – Как считает господин прост… существует эта церковь или нет?

Хорошо знакомый силуэт ясно вырисовывался на церковном холме.

– Несомненно… вот же она стоит.

– Вы так уверены, потому что видите ее своими глазами. А видите вы ее своими глазами, потому что она освещена, не правда ли? А ночью, если темно, можете вообще не заметить.

– Можно и так сказать.

– Вот именно… Я достаю блокнот, и через пару минут вы увидите вашу церковь на бумаге. Изображение, может, не совсем точное, но каждому понятно: это церковь в Кенгисе. А сейчас я попрошу господина проста внимательно посмотреть на эту церковь.

– И что?

– Стоит на месте? Вы ее видите?

– Конечно, вижу.

Нильс Густаф загадочно посмотрел на проста. Уж не пьян ли он? Странные какие-то вопросы. Мало ли что взбредет в голову, когда выпил.

Он медленно сунул руку за отворот накидки, достал тонкую картонную папку и раскрыл. Там лежал небольшой прямоугольник тонкого, даже тоньше оконного, стекла. Он осторожно вынул его и поднес к глазам учителя. Прост пожал плечами, надел очки и наклонился, вглядываясь.

– Это же наша церковь!

Кивок – с тем же загадочным выражением лица.

– Прекрасно нарисовано!

– Нет, не нарисовано. – Нильс Густаф предостерегающе поднял руку.

– Написано. Прошу прощения.

Мне тоже захотелось рассмотреть поближе.

Изображение было небольшим, меньше, чем ладонь художника, хотя ладонь-то как раз была огромной. Но даже на таком маленьком пространстве все детали были переданы с невероятной точностью. Оконные проемы, наклон фасада, деревянный крест на крыше.

– Это не моя работа, – сказал Нильс Густаф шепотом, будто делился с нами важным секретом.

– Нет? А чья?

– В том-то и дело, что ничья. Рука человека не касалась этого рисунка… вернее, касалась, но далеко не привычным способом. Может прост объяснить его происхождение?

Прост перевернул пластинку – там ничего не было.

– Росписи нет.

– Конечно, нет, – засмеялся художник. – Свет способен на многое, но расписываться он не умеет.

– Свет?

– То, что господин прост держит в руках, – торжественно произнес Нильс Густаф, – не что иное, как замороженный свет.

Прост осторожно поднес руку и поскреб стеклянную поверхность. Ничего не произошло, стекло оставалось таким же твердым и гладким. Ноготь не оставил ни малейшего следа.

– Волшебство?

– Можно сказать и так. Да, так и есть – волшебство. Позвольте пригласить вас следовать за мной.

Мы поднялись по холму. Врата были открыты. Вошли – оказывается, в церкви, у самой стены, в самом темном месте художник соорудил нечто вроде палатки из темных одеял.