Микаель Ниеми - Сварить медведя

Прост время от времени тыкал в картофелины острой палочкой. Консистенция должна стать другой, сказал он и тут же объяснил, что это такое – консистенция. И в самом деле – через несколько минут палочка легко проходила насквозь, хотя на вид клубни нисколько не изменились. Он начал вылавливать их шумовкой. Руки немного дрожали от нетерпения.

В тот момент, когда все дымящиеся клубни были выложены на блюдо, в кухню вошла Брита Кайса. Посмотрела и сморщила нос:

– Это что, репа такая?

– Нет, не репа. Наш новый solanum.

– Снял урожай? – Она улыбнулась.

– Только первый куст. Собака есть не стала. Но то был сырой клубень, а я их сварил.

Брита Кайса осторожно разрезала клубень, отщипнула маленький кусочек и положила в рот. Прост, не сводя с нее глаз, сделал то же самое.

– Неплохо… только надо бы посолить. – Щеки Бриты Кайсы слегка порозовели, она взяла солонку и присолила разрезанный клубень.

Прост достал нож, дотянулся до масленки, соскоблил немного масла и положил на свой ломтик. Когда масло растаяло, он тоже бросил сверху несколько крупинок грубой каменной соли и отправил в рот.

Лицо его внезапно изменилось. Он даже глаза закрыл от наслаждения.

– Масло надо экономить, – строго сказала жена.

– Надо. Только сначала попробуй. Чуть-чуть масла и соль.

Брита Кайса неохотно повторила всю процедуру. Положила в рот, беспокойно посмотрела на мужа и сказала вот что:

– Ой.

Прост решил, что жена обожгла язык. Но нет – она смотрела с явным недоверием, словно сомневалась, что на свете может существовать что-то настолько вкусное.

– Картофель? – с сомнением спросила она.

– Ну да. Тот, что я сажал, помнишь? Шесть клубней с одного кустика.

– Божественно вкусно…

– Еще бы.

– Он настолько вкусный, что… наверное, ядовитый.

– Скоро узнаем.

Прост разрезал еще одну картофелину. Они так и ели с одного блюда.

– Шесть штук, говоришь, с одного кустика?

– Да… там еще есть.

– Картофель… – еще раз повторила жена. – Вот этот… как его… соланум?

– Я уж хотел поросенку отдать.

– Спятил?

– Шучу. Я знал, его надо варить. И если есть с солью и с маслом…

– Можно и без масла.

– Представляешь? Из одного проросшего клубня получилось шесть! А если и остальные такие же? Надо рассказать прихожанам. На ближайшей же проповеди.

– Народ, думаю, предпочитает репу.

– И что? Почему не посоветовать?

– Ну да… как добавка, наверное, неплохо, – вслух подумала Брита Кайса.

– А какой вкус! – возбужденно воскликнул прост. – Свежесваренный картофель, только что с грядки! На всю жизнь запомню.

– Только бы не заболеть.

– И что? Помрем в блаженстве.

Брита Кайса засмеялась и махнула на мужа рукой.

– Говоришь, там еще есть?

– Я же сказал. И детям сварим.

– У меня в животе что-то урчит. Может, он, твой картофель… вроде мухомора? Сразу ничего не чувствуешь, а уже через час…

– Пойдем-ка полежим, Кайса. Это сытость, и больше ничего.

– Да, наверное… сохрани нас Бог!

– Solanum… – повторил он. – Картофель… Кто бы мог подумать! Каких только чудес не бывает в Божьем мире!

Как только они легли, живот у Бриты Кайсы успокоился, и она, которая никогда не отдыхала днем, через две минуты уже спала глубоким сном. Прост долго смотрел, как вздрагивают во сне ее тяжелые, с голубыми прожилками веки, а потом заснул и он. И снилось ему, что в каждом дворе стоят невысокие кустики, усыпанные скромными белыми цветами. Шестикратный урожай… как это возможно? Неужели призрак голода наконец отступит от торнедальской юдоли скорби?

Я стою у колодца и потрошу лососей, доставшихся просту по десятине. Потроха бросаю Чалмо, но не могу сказать, что она в восторге: сначала долго обнюхивает, потом неохотно глотает. Даже брезгливо, сказал бы я, если бы Чалмо была человеком. Теперь, когда прост переехал в Пайалу, церковная десятина должна бы стать побольше. Там, в Каресуандо, крестьяне были так бедны, что десятая часть их доходов стремилась к нулю, здесь хутора побогаче, но и платили не так охотно. И я понимал, почему. Как только он начал свою отчаянную борьбу за духовное пробуждение, многие из пробужденных отказались от перегонного. И кое-кто рассудил так: если нельзя обмыть налог по-человечески, то незачем его и платить.

На серебристой чешуе крупных рыбин виднелись большие уродливые раны – такая уж у нас осенняя рыбалка. По вечерам начинает темнеть, и лосося ловят на огонь. На носу лодки укрепляют металлический поддон и зажигают костерок. Лосося привлекает свет, вода буквально закипает от рыбы. А дальше в ход идет острога.