Валентин Лавров - Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

Азеф только теперь сообразил: «Ба, да это сама бабушка русской революции Брешко-Брешковская!»

Старуха, уловив к своей персоне интерес, в свою очередь впиявилась выцветшими глазками в лицо Азефа, не к месту весело затрещала:

— Ехал было мимо, да завернул по дыму. Ну, видишь нашу берлогу, милый человек? Вот мы так и живем, у нас кучно, зато не скучно: ссоримся, спорим порой, тут чуть до мордобоя не дошло — Борька с Витюшкой с кулаками друг на дружку полезли, — умора! Это называется: дебаты по теоретическим вопросам грядущей революции. — Рассыпалась жидким смешком. — А что будет, когда до практики дойдут? Друг другу обязательно зенки выцарапают. Да ну их к лешему! Тут как ни мозгуй, жизнь все равно сделает по-своему. Ты лучше скажи: что молодежь, идет ли в революцию?

Азеф стал рассказывать о стремлении молодежи быть в революции. К старухе он обращался уважительно, называя ее Катериной Константиновной. Поцеловал ей руку. По ее глазам увидал — старухе он понравился.

Брешковская затарахтела:

— Ты, милой, чего кандальные руки целуешь? Давай лучше тебя в рот поцелую, вот так! Это по-нашему, по-русски, а то — ручки. Мою природную фамилию знаешь? Вериго! Это как предзнаменование, что мне всю жизнь вериги таскать неподъемные. Я ведь долго небо копчу, шестой десяток доживаю. Я людей вижу, — растопырила пальцы, — вот как вижу, насквозь, а ты — человек хороший, мне и читать всякие тебе рекомендации не надо. А то, ишь, Андрюшка пишет: потенциальный, дескать, бомбист! А я и сама вижу: глаза умные, лицо решительное. Бомбистов найти можно — умного нынче днем с огнем не сыщешь. Где мужики наши? Витя, Боря, идите сюда!

Из соседней комнаты вышел господин невысокого роста, крепкий в плечах, с красивой, гордо посаженной головой, с густыми рыжеватыми волосами, тщательно подстриженной бородкой и чуть косящим левым глазом. От него веяло здоровьем, силой и французским одеколоном. Он протянул руку, с подчеркнутым чувством собственного достоинства, чуть в нос проговорил:

— Виктор Михайлович Чернов.

Азеф проявил осведомленность:

— А, это вы составили «Аграрную программу»! Как же, читал, читал. Не со всем согласен, но в принципе замечательный проект. И Аргунов от программы в восторге.

Чернов не сумел скрыть довольную улыбку:

— Рад, очень рад! А вот кто огорчил, так именно Аргунов. Как понять, что после разгрома типографии в Томске он остался в Москве, не бежал? На что рассчитывал?

— Он решил, что надо уехать в Ярославль и там его, дескать, не найдут. Увы, нашли!

— Почему, на ваш взгляд, охранка так быстро выявила типографию в переселенческом пункте?

Азефу показалось, что Чернов смотрит на него с подозрением.

— Уже после встречи с Вербицкой, после долгих и откровенных разговоров я понял: в Томске провал неизбежен. Слишком легкомысленно и несерьезно местные товарищи относятся к делу. Я загодя предупреждал Аргунова, чуть не на коленях умолял: «В Томске типографию не ставить!»

— Есть сведения, что Вербицкая выдала всех, кроме вас, Иван Николаевич, и Аргунова.

— Ну, Аргунова она почти не знала, при краткой встрече на вокзале он не назвал себя, а что касается меня… — Изобразил колебания, но затем взглянул прямо в глаза Чернова: — От партии у меня секретов нет. С Вербицкой у нас возникли особого рода отношения, хотя я ей честно заявил: «Я женат и для революционера считаю постыдным заводить связи на стороне».

Брешковская продолжала внимательно следить за Азефом заплывшими колючими глазками. Притянула его за рукав:

— Вот и молодец! «Пей, ешь, а правду режь!» Полюбились, и что ж тут плохого? От любви ряды партии только сплоченней станут. Аргунов-то ох какого мнения о тебе, Иван Николаевич! Где она, писулька? — Засуетилась, сунулась в один ящик комода, в другой, нашла, вытащила конверт. — Вот, слушай, что твой дружок пишет: «В Северном союзе главный адепт террора — Иван Николаевич Виноградов. Острый, проницательный ум, редкая отвага при абсолютном хладнокровии. Верный, надежный товарищ». Каково? И еще извещает, что в опасении ареста тебе передал все списки и связи. — Повернула голову, на которой сквозь редкий серебристый волос проглядывала розовая кожа черепа, крикнула: — Маня, ты слышишь? Аргунов, как страус головой в песке, спрятался в Ярославле. Нашел где прятаться! Вот тебе и умный вроде человек. Господи, ох, у нас умники, кумполы деревянные, мозги законопаченные! Значит, товарищ, вы за террор?