Валентин Лавров - Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

— Жду новостей с нетерпением!

Мария Евгеньевна расплылась в улыбке, получив от Азефа большую коробку с красными бантами. Она счастливым тоном произнесла:

— Господи, откуда вы, Иван Николаевич, узнали, что я обожаю шоколадные конфеты фабрики Абрикосовых? Зачем вы меня балуете, это очень дорогое подношение.

Азеф весело отвечал:

— Подношение сделал с корыстной целью, дорогая Мария Евгеньевна! Вы готовите такой прекрасный борщ, что я решил подлизаться к вам, чтобы вы меня накормили да налили добавки.

— Ах вы, мой хороший, для вас и готовить приятно! — расплылась в улыбке хозяйка. — Не то что другие приятели мужа. Я, конечно, понимаю, что революционеры — передовые люди и тому подобное, но бóльших невежд и нахалов за жизнь не встречала.

Из гостиной вышел Аргунов. Он был чем-то сильно озабочен, но ласково заговорил:

— Проходите, кхх, в столовую, у нас сегодня гостей только двое — кроме вас ждем Маню Селюк. Девица, кхх, очень серьезная. От вас, Иван Николаевич, секретов теперь нет: она отправится в Женеву, отвезет копию материалов третьего номера «Революционной России».

Азеф принял озабоченный вид:

— Надежна ли ваша гостья?

— Надежней не бывает. Маня, кхх, — преданный боец за дело освобождения. Но мы ждать ее не будем, поскольку я назначил ей визит на час позже, чем вам, милый Иван Николаевич! У меня к вам очень серьезный разговор.

У Азефа от волнения учащенно забилось сердце. Предчувствуя нечто необыкновенное, он подумал: «Неужели мой день пришел? Пошли счастья мне, Создатель!» Не теряя хладнокровия, сделал вид, что секреты его не интересуют, потер ладони, почмокал губами:

— А тем, кто умирает с голода, обед будет?

Мария Евгеньевна заботливо ворковала:

— Иван Николаевич, прошу, закуска — буженина с солеными огурцами. Картошечка вареная, селедочка астраханская, малосольная, калачи горячие. А вот и графинчик, позвольте, поухаживаю за вами, налью. Вот так-то! С верхом, чтоб ваша жизнь, Иван Николаевич, была полной чашей.

Азеф хмыкнул:

— Как же, на сто пять рублей, что партия мне платит, скоро ног таскать не буду! Я ведь инженер, мне одеться надо. Жена, ребенок, снимаю квартиру, теперь вот дачу. Повсюду плати, плати, плати. Скуповата ко мне наша любимая партия.

Мария Евгеньевна заговорщицки подмигнула:

— Я вам дам совет: к вам в Сокольники удобно ездить на паровике с Северного вокзала, это всего две остановки…

— Но железнодорожный билет стоит дорого.

— Вот я и говорю: нашего Андрея Александровича попросим, он поможет… — Мария Евгеньевна повернулась к мужу, который накручивал ручку граммофона. — Андрюша, ты вот служишь на Казанской железной дороге, тебе положен бесплатный билет третьего класса для прислуги. Нельзя ли оформить его для Северной дороги?

Азеф улыбнулся:

— Для меня была бы поддержка — не тратиться ежедневно на извозчиков и трамвай… В месяц до четырех рублей уходит, не шутка! Мы на даче еще месяца полтора проживем, владелец дачи не вернется.

Аргунов горько вздохнул:

— Хорошо, я постараюсь. Хотя, сударь мой, жизнь наша повисла на ниточке: в любой момент нас всех могут повязать, кхх. За вами, Иван Николаевич, нет хвоста?

— Нет, мне кажется, что охранка о моем существовании понятия не имеет.

— К глубокому огорчению, не могу похвастать тем же! — сказал Аргунов. Он положил на диск пластинку, спустил с тормоза и опустил адаптер. Раздалось громкое шипение, и затем популярный Сокольский запел забавные куплеты «Где же ты, околоточный?».

Азеф посоветовал:

— Вам надо бежать как можно скорее и без оглядки! — Ему искренне не хотелось, чтобы арестовали Аргунова, да и его присутствие в европейском штабе эсеров было очень выгодно для самого Азефа. Он добавил: — Лучше жить курортником на Лазурном побережье, чем греметь кандалами в Акатуе.

— Я то же самое говорю Андрею, а он на что-то надеется, — пожаловалась Мария Евгеньевна. — Сердце мое чувствует недоброе…

Азеф провозгласил:

— Ну, друзья, выпьем за то, чтобы нынешняя тяжелая полоса быстрее миновала и мы с вами много, много раз вместе собирались бы за обеденным столом.

— Прекрасно сказано! — восхитился Аргунов и махом осушил граненую стопку. Затем он медленно, с торжественностью подающего святое причастие, поднялся и остановил долгий взгляд на Азефе, сделал паузу и произнес: — Итак, сударь мой, настал важный час…

Аргунов подошел к подоконнику, снял с него цветы в горшках, ухватился за край широкой мраморной плиты, напрягся и поднял ее. Азеф не выдержал и заглянул в образовавшуюся брешь. Там лежал войлочный утеплитель. Аргунов вынул и его, снова напрягся, да так, что на висках вспухли вены, и вытащил деревянный брус. Засунул вниз руку и наконец выволок на свет божий довольно большой, о двух замках, обтерханный кожаный портфель, в которых обычно чиновники тринадцатого класса — архивариусы и регистраторы — носят служебные бумаги.