Валентин Лавров - Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

— Вовсе нет! Это знаменитый математик, который много лет назад преподал мне замечательный урок. Несколько умных слов, вовремя сказанных, стоят десятков философских трактатов!

Ратаев рассмеялся:

— Слава богу, пусть хоть математик, лишь бы не метальщик!

Азеф вернулся к наболевшему, спросил:

— Меня вот что волнует беспрестанно… Положим, такой случай: полиции приказали арестовать террористов, а на совещание вдруг зашел осведомитель. Как быть? Пойдет ли охранка на то, чтобы подвергнуть своего секретного агента аресту? Ведь чтобы не разоблачить его, агента придется судить вместе со всеми и подвергать наказанию! Разве не так?

Ратаев понял, куда клонит Азеф, и успокоил:

— Никогда — слышите? — никогда охранное отделение не поставит своего осведомителя под удар, тем более такого замечательного секретного сотрудника, как вы, Евно Филиппович. Мы ведь не дураки, загодя сообщим филерам приметы и агентурную кличку своего человека, и сходку арестовывать не станут.

Азеф замахал руками:

— Нет, я знаю противоположный случай! В девяносто третьем году я сообщил о деятельности кружка марксистов в Ростове-на-Дону в местное жандармское управление. Эти деятели произвели, согласно моим наставлениям, аресты и так нарочно повели следствие, словно их целью было мое разоблачение… Я тогда чудом избежал беды.

Ратаев горячо возражал:

— По неловкости или неопытности — это я допускаю, но намеренно — никогда! За это каторга и позор вечный. Мы не Ростов, мы — город столичный, такого не допустим!

Азеф, входя в азарт, воскликнул:

— А мне что за дело до причины? Я мог лишиться головы, и причины здесь не играют роли. Хотя допускаю, что этот вопиющий случай произошел из-за головотяпства, столь распространенного на Руси!

Ратаев сказал:

— Я с вами, Евно Филиппович, полностью согласен: в конце концов, могли бы умнее следствие вести и не выкладывать перед преступниками все козыри. Козыри иногда полезно придержать. Впрочем, это дела давно минувших дней и виновные чины были строго наказаны.

Азеф с болью произнес:

— Народ у нас совсем бестолковый, даже очень плохой народ.

— Люди всякие есть, — миролюбиво произнес Ратаев.

— На одного умного сто дураков приходится, — резко возразил Азеф. — Это Лев Толстой да интеллигенты выдумали благостного мужичка, который на утренней зорьке помолился на иконку, поцеловал спящих детишек, надел чистые онучи и в поле отправился. Дескать, пашет усердно он земельку, пост блюдет и водку не пьет. Хоть пиши с мужика лубок! А на деле как? Глаза разуйте, и вы увидите, что наш мужик ленив, завистлив и свиреп. Главная радость для него — нажраться водки до одурения и ногами бить беременную жену, да норовит в живот заехать. Живет мужик в нищете и грязи, тараканы по столу ползают, крысы по ночам младенцев кусают. И его это не трогает, ибо он патологически туп и бесчувствен.

Ратаев не удержался, ехидно спросил:

— А для чего же революционеры жизнями своими жертвуют во имя этого мужика, коли он такой дурной?

Азеф раздул щеки, рукой как бы схватил воздух и потряс кулаком:

— Вот в том-то и заключен абсурд! Народ уже сейчас ненавидит тех, кто гибнет якобы за него, зовет «смутьянами», а если, не дай бог, революция победит — не оценит всех кровавых жертв, которые были принесены социалистами. А ради кого? Революционеры утверждают: ради этого самого народа, чтобы разбудить в нем его лучшие качества — трудолюбие и доброту, дать ему свободу. — Подумал, добавил: — Впрочем, о какой свободе речь? Все это химеры. Народу никакая свобода не нужна, более того — она вредна, свобода окончательно разложит и убьет его быстрее лени и пьянства. Да, абсурд, полный абсурд… Вот почему нужно социалистов давить, как вшей, выжигать на Руси каленым железом.

Ратаев поднялся со стула, с чувством пожал руку Азефа:

— Прекрасная мысль! Мы рады, Евно Филиппович, взгляды наши совпадают. Я принес вам задержанную премию, держите. — И протянул конверт с деньгами. — И когда вы отправитесь в Женеву?

— В ближайшие дни, так что приготовьте командировочные деньги. Сегодня обедать иду в Добрую Слободку к Аргунову: он обещал передать мне какие-то важные документы и свести с Марией Селюк. Сказал: «Для вас обоих важное партийное поручение!» Речь наверняка пойдет об отправке в Европу.

Глаза Ратаева вспыхнули жадным интересом.

— Маня Селюк очень ядовитая бабешка, жена Слетова. И что это за «важное поручение»?

— Аргунов сам не сказал, а я, понятно, расспрашивать не стал. Скоро выясню.