Валентин Лавров - Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

Действительно, Азеф всегда боялся. Сколько помнил себя, начиная с самого раннего, младенческого возраста, столько преследовали его страхи. Вначале он боялся свою мать Сару — толстую, некрасивую женщину. Она не говорила, она всегда грубо орала: на соседей, на мужа (если он был трезвым), на детей — своих и чужих. Мать могла ни за что ни про что обозвать, унизить ребенка, стукнуть по голове так, что в глазах становилось темно. Он боялся отца, который, когда напивался, делался ужасным: бил мать нещадно, да так, что та несколько раз сбегала из дома, издевался над собственными детьми.

Все окружающие, словно сговорившись, ненавидели маленького Евно. Даже соседи, которые почему-то видели в нем грубого и черствого ребенка, а он был всего лишь задумчивым и не любил шумных игр сверстников. Этим играм он предпочитал долгие размышления, чтение книг и одинокие прогулки.

Ему не к кому было приткнуться, чтобы поплакать, излить свою детскую боль. Даже когда подрос, еврейские девушки избегали дружбы с ним, ибо их отталкивала безобразная внешность Азефа. Это унижало так, что порой не хотелось жить.

Но было и еще нечто ужасное — ожидание погромов, которые, по рассказам старших, могли произойти когда угодно и с кем угодно. Погромы снились по ночам, ему казалось, что его преследуют, душат, убивают. Он просыпался от собственного крика и в холодном поту.

Этот страх вечного ожидания едва ли был менее страшен, чем сам погром. И даже покинув страшную «черту оседлости», переехав в богатый и ужасно культурный российский Чикаго — Ростов-на-Дону, Евно не почувствовал себя спокойнее: страх сидел в самой древней еврейской крови.

Оказавшись в Петровском реальном училище, он стал предметом насмешек и издевательств. Одноклассники его презирали за то, что он был беден, за то, что был умен, за то, что был болезненно толст, за то, что не умел дать сдачу обидчику, и за то, что слыл фискалом.

Но теперь, став большим человеком с хорошим жалованьем и толстой золотой цепочкой на животе, он трепетал и охранки, и кровожадных террористов.

Последнее время Азефу мерещилось, что за ним подглядывают в окна, что за ним следят, причем все сразу — и охранка, и революционеры, и все они, сговорившись, жаждут убить его. Вот почему он пришел к самому Зубатову и сказал:

— Сергей Васильевич, научите, как замечать за собой прослежку? Я боюсь, что мои «товарищи» по партии могут проследить мою связь с полицией. Когда-то Медников дал мне несколько важных уроков, теперь хотелось бы продолжить занятия.

Зубатов подумал, подумал и вздохнул:

— Я скажу Медникову, он придет на конспиративную квартиру.

И слово свое сдержал.

После разговора с Зубатовым прошло два дня. Выдающийся секретный сотрудник охранки Евно Азеф, съев в ресторане «Альпийской розы» завтрак, открыл ключом дверь своего номера и опешил: на черном кожаном диване удобно развалился руководитель филеров Российской империи Медников.

— Простите, что без спроса вторгся в ваши апартаменты. Я хорошо вздремнул, вас ожидаючи, Иван Николаевич, — улыбнулся Медников.

— Стало быть, время зря не потеряли, Евстратий Павлович. Вы позволите курить? — Не дожидаясь ответа, Азеф достал изящную деревянную коробку, раскрыл, протянул Медникову: — Закуривайте, это гаванские! По полтора рубля за штучку плачены.

Медников отрицательно покачал головой:

— При нашей скромности такие не курим, так что и приучаться не стоит. Мы тянем те, что на копейку две штуки.

Азеф всю жизнь недолюбливал курильщиков, но недавно сам пристрастился к этой пагубной привычке. Он ножом отрезал кончик сигары, вынул из кармана небольшой плоский пенал, достал оттуда сигарную спичку, закурил. К потолку устремилось затейливое кольцо дыма.

Медников с любезностью в тоне осведомился:

— Ну-с, Иван Николаевич, обрисуйте задачу: чем могу быть вам полезен?

Азеф закряхтел, удобнее устраиваясь на спинке дивана, и сказал:

— Сейчас времена смутные, нехорошие. Много развелось всяких бомбистов, убийц, экспроприаторов. Могут ни за что ограбить, могут убить. Я в силу своих занятий бываю в Европе, но, возвращаясь в нашу беспокойную Россию, хотел бы чувствовать себя более уверенным. Давайте продолжим наши занятия?

— Я готов! — откликнулся Медников.

— Евстратий Павлович, если, к примеру, меня стали бы выслеживать бандиты, я, зная секреты филеров, легко бы это понял и ушел от злоумышленников. Так?