В третий раз ударил колокол. Вербицкая, вдруг зарыдав, бросилась на грудь Азефа, запричитала:
— Увидимся ли вновь?.. — К девушке пришла большая, полная революционной романтики любовь.
В это время раздался голос проводника:
— Трогаем, поспешите, господа провожающие, покинуть вагон!
Коротко лязгнули буфера, еще и еще раз, заскрипели, и, подрагивая, вагон медленно покатился вперед. Провожающие на дебаркадере прощально замахали руками, у дам на глазах были слезы.
Оба революционера соскочили на платформу. За чисто вымытыми зеркальными окнами синего вагона мелькали офицерские околыши, золотые кокарды, интеллигентные физиономии мужчин в пенсне, прелестные женские головки, мелькнуло лицо и Наташи Вербицкой, которая отчаянно размахивала лайковой перчаткой.
Аргунов с восхищением произнес:
— Иван Николаевич, Вербицкая — просто чудо, не так ли?
— Предана нашей партии и уже готова на любой подвиг!
Аргунов рассмеялся:
— Это я заметил, кхх. А вы, Иван Николаевич, молодец! Нашли правильный идейный подход к девушке…
К ним присоединилась Мария Евгеньевна, она взяла мужа под руку.
Азеф сделал озабоченный вид:
— Вербицкая девушка красивая и приятная и делу партии верна, но она… слишком изнеженна, слишком простодушна. Случись допрос, и она выложит охранке все, что знает. То, что она рассказала мне об организации типографии в переселенческом пункте под Томском, вызывает тревогу.
Мария Евгеньевна, обняв за плечи мужа, с напряженным вниманием слушала Азефа. С тревогой спросила:
— Что-нибудь неладно?
Аргунов объяснил:
— Открою, сударь мой, тайну: брат моей Маши, — поцеловал руку жены, — врач Павлов, руководитель Сибирского отделения партии. Он получил не так давно место заведующего этим самым переселенческим пунктом. Вот моя любезная супруга и волнуется за брата, кхх. А что вас встревожило?
Азеф озабоченно произнес:
— Хоть этот пункт и находится в тайге, в десяти верстах от города, но ведь там проходной двор, десятки людей бывают ежедневно. Если верить Вербицкой, тамошнюю санитарку регулярно навещает урядник, у них амурная история. Заходила и полиция, интересовалась переселенцами, паспорта и документы проверяла. О типографии уже знает десятка полтора людей. А где гарантии, что среди них нет «подметки»? У русских две мечты: разбогатеть по щучьему велению и доносить в полицию.
Аргунов подавленно молчал.
Азеф, как в шахматной партии, загодя и тщательно продумал свои ходы, и он был уверен, что сделает своим противникам мат. Этот план он согласовал с Зубатовым. Тот был в восторге: «Ай да голова, ай да молодец, Евно Филиппович! Нам бы иметь в правительстве хотя бы одного такого мудрого, Россия бы расцвела!»
И вот теперь, стоя на перроне Курского вокзала, Азеф с глубокой скорбью выкатил антрацитные буркалы на Аргунова и простонал ему в ухо:
— Друг мой, Андрей Александрович! Боюсь, что типографию разгромят тут же, едва мы ее там поставим. Плохо, очень плохо продумано дело. — И заговорил просящим тоном: — Я вас умоляю, подыщите для типографии более удачное место, иначе беды не миновать…
Аргунов нервно дернул головой:
— Нет, сударь мой, вы преувеличиваете опасность, кхх. Лучшего места у меня нет.
Азеф тяжело вздохнул:
— Жаль, очень жаль, что вы, Андрей Александрович, не желаете видеть очевидную опасность. Если до вашей типографии от столиц более трех с половиной тысяч верст, так ее власти и не обнаружат? Разнюхают еще быстрее, нежели она была бы в Москве или Петербурге. Там все и всё на виду. — Ласково провел ладонью по спине сподвижника. — Коли так, то размещали бы свой заказ в экспедиции заготовления государственных бумаг в Петербурге — это было бы менее опасно.
— Я пошлю в Томск шифрованную телеграмму, чтобы действовали осторожней. Надеюсь уже в сентябре посрамить ваши, Иван Николаевич, опасения и получить тираж «Революционной России» пятьсот экземпляров и один вам вручить.
— Буду рад ошибиться! Одно хорошо: Вербицкая не знает вашего подлинного имени, Андрей Александрович, с ее помощью вас не найдут.
Поезд набирал ход, весь выкатился с дебаркадера. На площадке заднего вагона стоял проводник с красным фонарем. Поезд увозил милую глупышку и оборудование для подпольной типографии. Глупышке ходить на свободе оставалось чуть больше месяца.
Радость ожидания типографии была всеобщей — и революционеров, и охранки. Но теперь провидец Азеф поселил в сердцах супругов Аргуновых тревогу.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу