За дверью послышались шаги, ключ стукнул в замочную скважину, скрипнула дверь. На пороге стоял пожилой священник в фиолетовой рясе с большим серебряным крестом на груди. Доброе пожилое лицо обрамляли седые волосы, светло-серые глаза глядели на Балмашова с любовью и печалью. Священник ему сразу понравился. Он обрадованно сказал:
— Здравствуйте, батюшка! Простите, как вас называть?
— Отец Григорий Петров.
— Отец Григорий, объясните, как понимать выражение «Мне отмщенье, и Аз воздам!»?
Священник не стал садиться. Он стоял рядом с Балмашовым, от него пахло кипарисом и распространялось какое-то чарующее спокойствие. Он сказал:
— Эта библейская фраза встречается в Пятой книге Мои сеевой, а затем в Послании к римлянам. А понимать надо так: Господь речет: «Предоставь Мне право карать, и Я воздам виновному то, что он заслужил». В этой фразе сокрыта мудрость величайшая. Если прилагать эту мудрость к повседневной жизни, то нельзя гневаться на тех, кто против нас прегрешает. И тем более нельзя мстить тому, кто нас обидел или обидел наших близких.
Отец Григорий знал, что, попав в тюрьму, многие узники обретают веру в Бога, но он был приятно удивлен тому вниманию, с которым этот красивый юноша слушал его. И он продолжил:
— Господь обладает абсолютной истиной, и ни царские судьи, и ни сами цари, и ни первейшие мудрецы и политики не могут знать меру нашим поступкам. Всегда, без единого исключения, злодейство или просто грех не остаются без наказания. Нет, не только на том свете, но уже и на этом.
Балмашов спросил:
— Батюшка, а как же, к примеру, правители и сатрапы? Они порой заставляют страдать тысячи и миллионы людей, а сами живут в роскоши и всяческом почете!
— А разве роскошь и почет являются залогом счастья? — улыбнулся отец Григорий. — Мы ведь не можем знать о том, что царит в их душах. Может, им жизнь порой кажется страшнее смерти?
Балмашов страстно прошептал:
— А почему не прогнать такого сатрапа и в его государстве установить свободу и равноправие для всех, чтобы все стали счастливыми? Неужели надо терпеть несправедливость?
Отец Григорий возразил:
— «Претерпивый до конца да спасен будет!» И к тому же все счастливы быть не могут, ибо Господь так создал людей, что одни открыты свету и радости, другие смотрят в мрачную темноту. Этих последних ни богатства, ни почести, ни дворцы не осчастливят. Теперь много говорят о социализме. Но наивно думать, что это лекарство от бед. При социализме люди так же будут страдать, завидовать, ревновать, болеть, сидеть в тюрьмах, умирать, так же будут враждовать. Кому-то впору придется социализм, но многие станут печалиться о разрушенном капитализме. Так стоят ли жертвы ради сомнительных перемен?
— А как же жить, батюшка?! — воскликнул потрясенный Балмашов, ибо он понял, что священник говорит правду, и эта правда шла против всех его прошлых убеждений, против того, что внушали ему Чернов, Гершуни и другие революционеры.
— Надо помнить библейскую мудрость: все, что не твоя душа, — это не твое дело. Господи, пошли мне силы, чтоб их хватило себя изменить, приблизить к Богу, а где уж тут менять других людей! Один Господь ведает, кому какой мерой отмеривать. Ему отмщенье, и Он премудро каждому воздаст.
Балмашов попросил благословения, получил его и сказал, почему-то слегка покраснев:
— Отец Григорий, прошу, придите ко мне… — замялся, но справился с волнением, сказал: — Придите в мой последний час!
Он остался один и долго ходил по тюремной камере. Его душа, особо теперь восприимчивая и как никогда прежде открытая истине, была переполнена новыми впечатлениями. Да, новая истина открылась ему, и он понял, что на свете есть лишь одно, о чем надо заботиться, — собственная душа, а остальное приложится.
Государь пригласил в Царское Село товарища министра внутренних дел Плеве, которого был намерен сделать министром, и бывшего министра МВД, престарелого и искушенного в государственных делах Дурново. Государь сказал:
— Господа, в государстве растет произвол террористов. Убийство милейшего Сипягина — это вызов правительству, это вызов мне лично. Давайте вместе думать, дабы избежать новых жертв…
Гости глубокомысленно глядели в рот государя и невнятно рассуждали. Как всякие царедворцы, они были готовы руководствоваться не собственным мнением, а суждениями самого государя. Вот почему суть сказанного ими сводилась к тому, чтобы, с одной стороны, проявлять больше мягкосердия, вовсе исключить смертную казнь, как это было в старину, начиная со времен императрицы Елизаветы Петровны и до самых недавних времен. С другой стороны, убийцам нельзя давать поблажку. Но действовать надо с учетом общественного мнения, которое не на стороне правительства. Тем более что общество недовольно внутренней политикой правительства, которое якобы чрезмерно жестоко по отношению к социалистам, желающим прогрессивных перемен. Они говорили «правительство», подразумевая «государь».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу