Никита Филатов - Адвокат революции

— Вы не знакомы? — спохватился Савинков, оборачиваясь к молодому, лет тридцати, очень коротко стриженному господину в безупречном, английского кроя, костюме.

— Простите, не имею чести…

— Тогда позвольте представить вам Максимилиана Максимилиановича Филоненко, военного комиссара при Ставке Верховного главнокомандующего всей Русской армии генерала Корнилова… А это мой старинный приятель — адвокат Жданов Владимир Анатольевич. Мы с ним были в ссылке когда-то, а потом он меня защищал по делу о терроре.

— Очень приятно, — кивнул Жданов, отвечая на крепкое рукопожатие молодого человека.

— Взаимно. Я очень многое слышал о вас от товарищей…

— Вы, между прочим, коллеги, — улыбнулся управляющий военного министерства Савинков, возвращаясь к огромному письменному столу, из-за которого встал, чтобы приветствовать гостя. — До войны Максимилиан Максимилианович тоже состоял в коллегии присяжных поверенных.

— Надо же!

— Ну, не так уж долго, — вздохнул Филоненко. — Меня на войну почти сразу призвали, в августе четырнадцатого.

— Присаживайтесь, друзья мои! — предложил Савинков на правах гостеприимного хозяина. — Сейчас я распоряжусь насчет чаю и бутербродов… Вы ведь, кажется, закурили на каторге? Вот, пожалуйста, пепельница.

— Благодарю, — потянулся в карман за папиросами Жданов.

— Как семья? Как супруга? Как дети? — быстро поинтересовался у него старый друг.

— Все в порядке, все благополучны. Они в Москве сейчас. На квартире у родственников.

— Поклон им от меня передавайте непременно. В особенности очаровательной Надежде Николаевне… — Борис Савинков посчитал долг приличия выполненным. И вернулся к тому, о чем только что разговаривал с собеседником: — Тут Максимилиан Максимилианович рассказал, как они по железной дороге добирались до Минска. Все крыши поезда, включая штабные вагоны, понятное дело, были облеплены солдатами, удирающими с передовой. Так, любимым развлечением этой публики было, представьте себе, — мочиться в вентиляторы, чтобы досадить буржуям, едущим внутри вагонов! — На стратегических коммуникациях сейчас вообще черт знает что творится! — комиссар Филоненко нервическим жестом поправил крахмальный воротничок. — Противодействующих безобразиям железнодорожников вооруженные дезертиры избивают, угрожают им смертью, силой заставляют отправлять в тыл свои эшелоны, задерживая другие поезда, в том числе с продовольствием и пополнением, следующие на фронт…

— Позволю себе заметить, что и у нас здесь не лучше. Вот, Борис Викторович, я принес политические донесения относительно обстановки на Западном фронте за две недели, — положил на стол перед Савинковым папку с бумагами Жданов.

— Спасибо, Владимир Анатольевич, — вежливо, но без особого интереса придвинул к себе документы управляющий военного министерства. — Я непременно все прочитаю во время поездки.

— Вы опять собираетесь на передовую, к войскам?

— Нет, друзья мои. Сегодня вечером я отбываю в столицу.

— Там сейчас, кажется, тоже не слишком спокойная ситуация? — уточнил Филоненко.

— Неспокойная? — Борис Викторович Савинков покачал головой: — Это еще мягко сказано… Неудавшееся наступление до критического предела накалило политическую обстановку среди частей Петроградского гарнизона, не желающих отправляться на фронт. Из-за массового отказа солдат покинуть город там сейчас накопилось почти в восемь раз больше нижних чинов, чем должно было разместиться в казармах! И, конечно же, начали возникать перебои с поставками продовольствия. Так вот, у нас имеются достоверные сведения, что большевики и анархисты активно готовят под этим предлогом вооруженное выступление в Первом пулеметном полку, а также среди матросов Кронштадта.

— Только этого еще не хватало…

— Господствующее настроение в армии — жажда мира, — пожал плечами Максимилиан Филоненко. — Популярность в армии легко может завоевать всякий, кто будет проповедовать мир без аннексий и контрибуций. На этом и строят свою агитацию большевики.

— Но ведь понятно же, что дисциплина составляет саму основу существования армии! — обернулся к нему Владимир Анатольевич. — Если мы будем идти по этому пути дальше, то наступит полный развал. Этому способствует и недостаток снабжения. Надо учесть еще и происшедший в армии раскол. Офицерство угнетено, если не сказать, что запугано, — а между тем именно офицеры ведут массу в бой. Надо подумать еще и о конце войны. Потому что сразу несколько миллионов человек немедленно устремятся домой, а это может внести такой хаос в жизнь страны и железных дорог, который трудно учесть даже приблизительно. К тому же при стихийной демобилизации не исключен захват какого-то количества стрелкового оружия, и даже большевики не могут этого не понимать.