Борис Сударушкин - Секрет опричника; Преступление в слободе

Наконец усталость взяла свое, и я заснул.

Неудивительно, что после всего услышанного и увиденного в этот вечер мне снились страницы дневника Ганса Бэра, окованные железом сундуки, сам опричник, как две капли воды похожий на своего чернобородого потомка Отто Бэра. Он что-то сердито выговаривал мне и грозил пальцем, на котором зловеще поблескивало золотое кольцо с кроваво-красным камнем. Потом опричник сжал пальцы в кулак и начал стучать по крышке огромного сундука с драгоценностями.

Удары были такие громкие и гулкие, что я в испуге проснулся, но странное дело – стук не прекратился. Рядом, на диване, приподнял голову Марк.

Только теперь я сообразил – кто-то настойчиво барабанит во входную дверь. Босиком бросился в прихожую, открыл дверь и увидел на лестничной площадке возбужденного, промокшего под дождем Пташникова.

Я надавил на кнопку электрического звонка и убедился в его исправности. Спросил Пташникова, почему он не воспользовался им.

Краевед нетерпеливо махнул рукой:

– Какая разница!

Пропустив его в прихожую, я закрыл дверь, еще раз с ног до головы оглядел краеведа – вид у него был ужасный.

– Вымокли до нитки. Скорее снимайте плащ и ботинки, вам надо просохнуть.

– Как на зло – ни одного такси, пришлось пешком.

– Через весь город?!

Пташников не ответил, нетерпеливо затоптался на месте:

– Срочно дайте дневник Ганса Бэра, записную книжку с планом тайника и карту Ярославской области. У меня возникла одна мыслишка.

– Всё на столе. Раздевайтесь и проходите.

Но Пташников уже не слышал меня. Так и не скинув плащ, бросился в комнату, включил свет, схватил со стола страницы фотокопии дневника и начал их лихорадочно перебирать, что-то бормоча под нос.

Мы с Марком недоуменно переглянулись. На полу с мокрого плаща натекла лужа, но краевед не замечал этого.

Я вздохнул и пошел на кухню ставить на плиту кофейник. Хотелось опять лечь в теплую постель, но было ясно – Пташников вряд ли даст нам заснуть.

Только поджег газовую горелку – услышал какие-то громкие восклицания. Вернулся в комнату и увидел, как Пташников трясет перед лицом растерянного Марка одной из страниц фотокопии дневника Ганса Бэра, пальцем другой руки тычет в мою записную книжку с планом и торопливо, проглатывая слова, объясняет:

– Волнистая линия справа – не река, а берег озера Неро. В озеро впадает речка Ишня. На том месте, где сейчас стоит деревянная церковь Иоанна Богослова, раньше стояла часовня, ее опричник Ганс Бэр и назвал монастырем.

Заметив меня на пороге комнаты, Пташников кинулся ко мне:

– Тайник Ганса Бэра у церкви Иоанна Богослова, даю голову на отсечение! Как я раньше не догадался!

– Но этого не может быть!

– Что?! – Краевед словно на столб налетел с разбегу.

– После нападения на обоз Ганс Бэр оставил еще один сундук с дарами в Ростове, в Авраамиевском монастыре. Значит, тайник находится между Ярославлем и Ростовом, а не дальше Ростова. Вы же сами зачитывали это место из дневника.

– Правильно, эта запись всех нас и обманула! – захлебывался словами Пташников. – Ганс Бэр просто забыл о сундуке, оставленном в Авраамиевском монастыре, и написал о нем после, на странице, где описывалось нападение на обоз и было внизу свободное место. Вот откуда пошла путаница, сами убедитесь. – Краевед протянул мне фотокопию этой страницы дневника.

Спросонья я еще ничего не мог понять.

– Видите, каким мелким почерком сделана запись об остановке в Авраамиевском монастыре? Она с трудом уместилась в самом конце страницы.

– А камень? О каком черном камне он пишет?

– Черт возьми! – вскочил Марк с дивана, босиком, полуголый, заходил по комнате.

– Что с тобой?

– Мы на этом камне сидели. Помнишь? Правда, он скорее синий, чем черный, но Ганс Бэр в темноте не разглядел его как следует.

Теперь и я вспомнил тот огромный синий камень, на котором мы с Марком разговаривали, прежде чем отправиться к Анне Николаевне. Посреди зеленой ровной поляны выглядел он необычно, и я еще тогда подумал, как он здесь очутился.

Пташников тут же объяснил, размахивая руками:

– Церковь поставлена на том самом месте, где Иоанн Богослов, но преданию, вручил Авраамию посох, чтобы он разбил каменного идола Велеса. Можно предположить, что этот синий камень – часть разрушенного идола, его перенесли туда в память о подвиге Авраамия и в назидание язычникам.

Я все еще не мог собраться с мыслями, перебирал страницы фотокопии дневника, опять рассматривал план в записной книжке. Получалось, мы с Марком находились совсем рядом с тайником опричника, сидели на том самом камне, который он выбрал в качестве ориентира.