Валерия Вербинина - Сухарева башня

Свет, проникавший в довольно широкое окно, освещал несколько сундуков, старый ларь, деревянную детскую лошадку и поставленный боком портрет последней царицы в широкой раме. Соньки нигде не было видно. «Нет, этого не может быть…» – подумал Опалин в изумлении – и тут она с воплем вылетела на него из какого-то закутка, держа в руках топор. Тот самый, которым всего несколько минут назад ее поклонник колол внизу дрова.

«А ведь мне показалось, что чего-то во дворе не хватает…» – мелькнуло в голове Ивана, когда он уворачивался от топора. Он выстрелил, но Сонька снова попыталась его ударить, он опять увернулся, но при этом дернул рукой, браунинг врезался в некстати подвернувшийся бок ларя и упал на пол. Опалин бросился на соперницу и вывернул ей руку, державшую топор, но Сонька стала лягаться, бодаться, брыкаться – и все это, не переставая дико кричать. Топор он отнял, однако противница вовсе не собиралась сдаваться – она выскользнула, при этом рукав шубы отодрался с треском. Сонька завыла еще отчаяннее и лбом ударила его в лицо (бандитский прием, который называется «взять на кумпол»). Опалин вскрикнул и отшатнулся, получил удар ниже пояса, выронил топор, и Сонька вцепилась ему в горло. Отбиваясь, он ударил ее раз, другой, но шуба гасила его удары, кровь текла у него по лицу, мешая видеть, и тогда он схватил Соньку и, выбив окно ее спиной, вместе с ней выбросился наружу. Он упал на нее и, чувствуя, что она больше не держит его за горло, откатился в сторону. В глазах у него стало темнеть, он загреб снег и принялся прикладывать его к лицу. Когда он окончательно пришел в себя, Сонька лежала на спине, глядя в небо, и беспокойно шарила руками по шубе, как это делают умирающие.

– Слышь, Ваня… Я ног не чую.

Словно не они только что дрались не на жизнь, а на смерть; словно не было этой ужасной схватки на чердаке, о которой Опалин вспоминал с отвращением. Кое-как он поднялся (до того он стоял на одном колене) и, чтобы унять дрожь в ногах, прислонился к корявому стволу яблони. Рыжие волосы Соньки разметались, светлые глаза были теперь прикованы к его лицу, и она по-прежнему водила ладонями по шубе. Этот жест сводил его с ума.

– Где Ларион? – спросил он.

– Где надо, – ответила лежащая с вызовом, и он подумал, что жесты обманывают, она не умрет. Но тут скрипнула калитка, и Опалин увидел, что за ней стоит почтальон – совсем молодой парень, чем-то даже похожий на него, но в очках, которые придавали ему необыкновенно ученый вид. Он с ужасом поглядел на хозяина, который без движения лежал на снегу, и на молодую рыжую женщину в шубе без одного рукава, распростертую возле избы.

– Уголовный розыск, – сказал Опалин, шмыгнув носом, и махнул удостоверением. – Вот что: телефон в поселке есть?

– Е-е-есть, т-товарищ, – пролепетал почтальон, с трепетом глядя на него.

– Дуй к аппарату, – распорядился Опалин, – звони в угрозыск. Он без номера, просто скажешь телефонистке – МУР, понял? Скажешь, что тебе нужен Логинов из первой группы. Повтори!

– Вызвать МУР, – пробормотал почтальон, – Логинова из первой группы…

– Вот, вот. Скажи ему, что бандиты в Виндавке, а я в доме… как хозяина-то здешнего зовут?

– Кручинин. Кирилл Федорович Кручинин.

– Ну вот, пусть они приезжают сюда. Да! Врач у вас в поселке есть?

– Нету, – признался почтальон, конфузясь.

– Тогда скажи им, пусть врача захватят. Там на дороге автомобиль, а в нем раненый шофер угрозыска. Он, правда… ладно, это я сам скажу. И пусть поторопятся. Давай! Одна нога здесь, другая там!

Почтальон убежал. Сонька хрипло закашлялась.

– И чего ты добился, дурак? – спросила она с вызовом. – Ничего же не добился. Только ребят угробил понапрасну. Мусор паршивый…

Кличка «мусор» прилепилась к сыщикам еще в те времена, когда МУР именовался Московским уголовным сыском, сокращенно МУС. Опалин тряхнул головой и полез за папиросами, чтобы привести мысли в порядок. С первой затяжкой ему и в самом деле стало легче. Сонька, лежа на снегу, множила ругательства в его адрес.

– Ты чего добиваешься – чтобы я тебя пристрелил, что ли? – осведомился Опалин, пуская дым. – Что, калеки Лариону не нужны, да? Бросит он тебя?

Сонька замолчала, нервно покусывая губы, и Опалин понял, что попал в точку.

– Бросит и другую найдет, такую же рыжую, – с ожесточением продолжал Иван, вспомнив, что в присутствии этой женщины убивали его товарищей, да и сама она, случалось, убивала тех, кто ей доверился. – Или блондинку. Такую, знаешь, красоточку, походка… Платье под цвет глаз, а глаза голубые. И задница чтоб как орех была. А?