Мария Спасская - Шестикрылый серафим Врубеля

– Ну что, Борис Георгиевич? Тебя можно поздравить?

– Можно, Игорек. Теперь финансы Шестикрылого – мои финансы. Ильина и Михайлов будут как милые ежемесячно переводить на мой швейцарский счет оговоренную сумму.

– С чего бы это? Насте Гальпериной платить отказывались, а тебе вдруг станут?

– Угрожать нужно с умом, а не как Анастасия. Ты бы видел, как перепугалась Ларка Ильина, когда я к ней домой с Витюшей наведался! Цой в прокурорской форме произвел на нашу бизнес-вумен колоссальное впечатление. Кстати, о бизнесе. Меня пригласили работать в Стокгольмский университет, мне нужен помощник. Поедешь со мной? Ты в теме моих разработок, быстро втянешься, если что.

– Так уж и твоих разработок. Скорее Настиных.

– Вот тут ты не прав. Наши с Настей теории в корне различны. Настя зациклилась на том, что гению обязательно нужен костыль. И не важно, что это будет за подпорка – предмет или человек. Если говорить о предмете – сразу же на ум приходит пример из книги доктора Карпова – шестикрылый серафим для психически больного журналиста Оглоблина.

– Кто такой Оглоблин?

– Пациент из клиники Усольцева. Ты, Залесский, конечно, двоечник, но про клинику Усольцева не можешь не знать. Как-никак, в университете обучался.

– Да помню я, ты в этой кошмарной психушке на Восьмого Марта и заразился идеями гениальности психически больных.

– Почитал бы с мое работы доктора Карпова. Ты бы тоже признал, что есть в его теории душевных расстройств рациональное зерно. Карпов считал, что человечество не закончило цикла своего развития. Скелет, мышцы и внутренние органы мало изменяются в смысле прогресса. Что же касается центральной нервной системы, то она делает огромные шаги вперед. В процессе эволюции появляются такие индивиды, которые опережают в своем развитии остальное человечество. И эти передовые товарищи представляют собой крайне неустойчивые формы в отношении заболевания душевными расстройствами. Я не читал тебе стихи Оглоблина? Они мало чем уступают Пушкину.

– В самом деле?

– Послушай:

– Ты прав, недурно. А еще этот Оглоблин что-нибудь написал?

– Пару стихотворений. И все.

– Чего так? Не писалось?

– А убили его. Врач-психиатр, доктор Зарубин, убил, который больного Оглоблина пользовал. Доктор Зарубин тоже проникся вдруг идеей шестикрылого серафима и, чтобы завладеть мифологизированной картинкой, придушил обладателя врубелевского этюда. А потом и сам попал в лечебницу для душевнобольных. И вот уже больше ста лет из поколения в поколение среди пациентов и персонала лечебницы Усольцева, а ныне больницы имени Восьмого марта, передается легенда о шестикрылом серафиме.

– А сам убийца Оглоблина, доктор Зарубин, что-нибудь интересное создал?

– Не-а. С шестикрылым серафимом или без него врач-психиатр оказался совершенно бездарен. Перефразируя известную рекламу, «не все психически больные одинаково талантливы». Выпьешь коньячку?

– Пожалуй.

Захлопали дверцы, задвигались ящики, и голос Карлинского насмешливо произнес:

– Кстати, об этюде. Между прочим, предусмотрительная Настя позволила найти сладкой парочке не сам этюд, а подделку. Копию. Сам этюд обветшал настолько, что в руки страшно взять.

Снова хлопнула дверца шкафа.

– Вот, смотри, в каком он состоянии. И ластиком изнанку до дыр затерли.

Повисла тишина, и через пару минут гость недоверчиво уточнил:

– Это он? Этюд?

– Он самый.

– А копию ты, что ли, нарисовал?

– Через мои руки, Игорек, столько воображающих себя Врубелями пациентов проходит, что я долго колебался, кому отдать предпочтение. Выбрал самого талантливого парнишку, и он мне сделал точную копию легендарного наброска. Думал себе оригинал оставить, да Настя не отдала.

– Понятное дело. И никто бы на ее месте не отдал. Зато после смерти Гальпериной все ее бумаги оказались к твоим услугам. Только не говори, Борь, что не причастен к смерти Анастасии.