Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

Недавно в фойе кинотеатра «Метрополь» Опалин не удержался и обменялся с ним несколькими резкими словами. О сказанном он не сожалел, точнее, не видел смысла сожалеть сейчас, когда все так обернулось. Ведь Саша Соколов, при всей своей кажущейся простоте, недаром слыл человеком злопамятным. Мог ли он накатать на Опалина донос «куда следует», не забыв упомянуть и о сомнительной истории с Машиным исчезновением? Вполне мог.

А если Маша сбежала за границу, вполне вероятно, что Опалину, как ее близкому знакомому, светит 58-я статья — та самая, с множеством подпунктов, разъясняющих разные виды контрреволюционной деятельности.

«Соколов, конечно, сука… Но и я дурак, доверился ему и посвятил его в свои дела. Не зря Терентий Иванович говорил, что в наше время ни одному следователю нельзя верить… Надо было мне его послушать. Что ж… испытание, однако… Интересно, хоть кто-нибудь попробует за меня вступиться? Николай Леонтьевич, например…»

Впрочем, если за Опалина возьмется ретивый следователь, делающий карьеру на 58-й, на Твердовского надежды мало. Услужливое воображение тотчас подсунуло Ивану образ кого-то вроде Манухина, но с петлицами работника прокуратуры.

«Бить, конечно, будут…»

Одно утешало — конвоиры попались редкие болваны, даже не догадались обыскать. В кармане пальто — верный ТТ. Когда машина притормозит на перекрестке, всех троих можно застрелить, главное — чтобы это заняло как можно меньше времени. Майора и подхалима — в упор, шофера — в затылок… Только ведь, если Опалину шьют 58-ю, то по нынешним временам светит всего лишь лагерь, а убьет «энкаведешников» — это уже вышка, без вариантов.

…Эх, слишком долго он думал да прикидывал варианты. Никакого перекрестка уже не будет — машина въехала во двор.

— Выходите.

Так вот жизнь режется на «до» и «после» ночной поездкой на машине. А впрочем, какая разница? В лагере тоже можно жить. Машу он при любом раскладе уже никогда не увидит, так что…

— Сюда, товарищ Опалин. — И майор бросает дежурному: — Это с нами…

«…Нет, это не Лубянка. А впрочем, Лубянка или прокуратура — с такими сопровождающими особого значения не имеет. Или имеет?»

Коридор. Мягкая дорожка приглушает шаги. Еще один коридор, и вот, наконец, пункт назначения — прокурорский кабинет с пунцовыми занавесками на окнах и огромным портретом Сталина — настоящим портретом, писанным маслом, не репродукцией.

«Нет, тут что-то не то… Почему они меня не обыскали? Почему…»

— Вот, доставили, как вы распорядились, — доложил майор, улыбкой, глазами и даже по́том на физиономии выражая готовность услужить.

Прокурор Яшин, сидевший за огромным бюро, поднял глаза от бумаг. Опалин немного знал прокурора: тот слыл человеком неглупым и, если можно так выразиться, не вполне сволочью. Яшин был немолод, плешив, пользовался на редкость вонючим одеколоном и имел нездоровый цвет лица, словно страдал язвой и геморроем одновременно.

— Присаживайтесь, товарищ, — сказал прокурор Опалину. — Иван Григорьевич, я правильно помню?

«Ни черта ты не помнишь, у тебя бумажка под рукой лежит», — подумал Иван. Он поискал глазами, куда бы сесть, и — о чудо! — подхалим сам подвинул Ивану стул.

— Зовите сюда этого болвана, — велел прокурор майору. — Пусть сам объясняется… и вообще… я не намерен прикрывать чужое разгильдяйство, — добавил с раздражением.

…Черт возьми, да что тут происходит? Против воли Опалин почувствовал любопытство. В воздухе витало что-то такое, чему он, даже при всем своем немалом опыте, не находил названия. Страх? Нет, не то. Или все же страх, но тщательно скрываемый?

— Вы курите, Иван Григорьевич? Можете курить… — сказал прокурор. — Кстати, как ваше дело? Об аналогичных убийствах?

— Ищем, Павел Николаевич. Считаем, что подозреваемый, с большой вероятностью, шофер.

— Шофер? Плохо. — Яшин нахмурился. — Вы бы среди бывших белогвардейцев поискали. Не может быть, чтобы просто так он выходил на улицу и убивал, кого попало. Тут явный умысел, чтоб людей взбаламутить…

«Да ты совсем дурак, товарищ прокурор». Чтобы не отвечать, Опалин сделал вид, будто ищет папиросы.

— Возьмите мои, — неожиданно предложил собеседник, протягивая ему портсигар.

Добротный, хороший портсигар, но не золотой и даже не серебряный. И верно: скромность в некоторых сферах — залог здоровья.

— Извините, Павел Николаевич… я свои папиросы на работе забыл…

— Я тоже покурю, — объявил прокурор, протянул Опалину спички, а свою папиросу запалил от зажигалки. — Идите, Чекалкин, вы мне больше не нужны.