Оскар Мюриэл - Темные искусства

— Девятипалый, уверяю тебя, клянусь тебе всем, что мне дорого, я не стану просить своего пожилого, спесивого и просто несносного отца проехать через всю страну ради того, чтобы защищать ясновидящую с сомнительной репутацией.

На лице у Макгрея зародилась улыбка.

— Абсолютно и категорически исключено!

Я передал телеграмму служащему и покинул телеграф, прежде чем успел передумать, но все равно свирепо ворчал, пока мы шли обратно по Хай-стрит.

— Он ненавидит Шотландию, он ненавидит чужестранцев, он ненавидит женщин и ненавидит бедноту. Нет ни шанса, что он согласится.

— Ох, да хватит уже ныть. Вечно делаешь из мухи слона. Мы хотя бы попробовали.

— Так и представляю, как они вместе с этой стервой, моей мачехой, читают телеграмму и гогочут на весь дом, лопаясь от смеха.

— Я думал, они со всеми твоими письмами так поступают.

Я посмотрел на него волком, и Макгрей задрал руки вверх.

— Ладно, ладно, Фрей! Я и правда должен сказать тебе спасибо. Катерина будет благодарна тебе за помощь.

Но настроение мое от этого не улучшилось.

— Даже если он и согласится, ему придется срочно выехать, чтобы успеть к суду, и у него не будет времени изучить улики, и…

— Это еще что такое? — произнес Макгрей.

Он смотрел на гурьбу газетчиков, которые ныне стали завсегдатаями Городских палат и которых явно прибавилось в количестве — многие приехали из других городов и присоединились к ненавистной орде, — будь прокляты их записные книжки с карандашами, безвкусные котелки и мешковатые плащи. В тот момент они обступали женщину с младенцем на руках. Эта леди вопила во всю глотку, лицо ее было красным и мокрым от слез, а плач ребенка разносился на всю улицу.

Констебль Макнейр уговаривал ее уйти, но каждый раз, когда он трогал ее за плечо, женщина сбрасывала его руку и кричала еще громче.

— В чем тут дело? — спросил Макгрей, когда мы подошли ближе.

— Это они защищают цыганку! — завопил один из газетчиков, чтобы произвести впечатление на женщину.

Она тотчас ринулась к нам и вцепилась в пальто Макгрея. Ее вопли, крики газетчиков и плач ребенка неразборчивой какофонией гудели у меня в ушах.

Макгрей набрал воздух и взвыл нечеловеческим голосом, губы его дребезжали как сузафон [13] Разновидность духового инструмента басового звучания. , и эхо разбегалось по всей улице. Его призыв к тишине длился, пока все до последнего на Королевской Миле, напуганные или ошарашенные, не повернули головы в нашу сторону. Младенец, совсем не испугавшись, просто уставился на Макгрея с приоткрытым ртом, из которого тянулась блестящая ниточка слюны.

— Вы кто такая? — спросил Макгрей у женщины. Та задрала нос и воинственно ему ответила:

— Миссис Холт.

— У-у, понятно.

— Мой муж никого не убивал. И вы об этом знаете! Хотите отправить его на виселицу, только чтобы ушлую цыганку свою спасти!

— Мадам…

— И без него нас выселят! Нам некуда больше пойти!

— Кто вас выселит? Ваш домовладелец?

— Ага!

Газетчики вокруг нас строчили карандашами с немыслимой скоростью. Макгрей сбил котелок с ближайшего.

— Эу, представление закончено! Уносите отсюда свои жалкие задницы!

— Мы просто освещаем дело, затрагивающее общественные…

Макгрей резко шагнул в их сторону, и мужчины тотчас отступили — один из них чуть не повалился на спину.

— Пройдемте, дамочка, — сказал он миссис Холт. — Раз уж вы здесь, зададим вам два-три вопроса. Макнейр, присмотри за малюткой.

Не успел он закончить предложение, как женщина всучила ребенка Макнейру. Девочка немедленно потянулась к его ярко-рыжей шевелюре и, восторженно хихикая, принялась тянуть ее в разные стороны.

Мы проводили миссис Холт в одну из комнат для допросов и предложили ей чаю, чтобы успокоиться. Она также потребовала молока и два куска сахара.

— Мой муж никого не убивал, — снова заявила она, как только перед ней поставили чашку. — Полковник в нем души не чаял.

Макгрей возразил, чем сделал только хуже.

— Миссис Холт, мы застали вашего мужа за кражей с места преступления.

— Он же не крал ! Он взял то, что нам причиталось.

— Ох, опять та же песня, — пробормотал я, и пока они спорили, пролистал свои записи и имевшиеся документы. Я слышал, как Макгрей задает ей те же вопросы, что мы задавали ее мужу, и, хотя ее ответы совпадали с его, на мой взгляд, это ничего не доказывало (присяжные скорее всего со мной не согласятся, особенно если эта женщина заявится в суд со своей глазастой дочкой). И пока я об этом размышлял, кое-что в записях привлекло мое внимание.