Олег Петрович-Белкин - Настоат

Неслыханная фамильярность! Даже не собираюсь вступать в перепалку – слишком много чести для плешивой дворняги.

– Спасибо за бесценный совет и искреннюю заботу, достопочтенный господин Ламассу. Но впредь… Прекрати меня перебивать! Сколько можно! От этого разговора, между прочим, зависит судьба твоего хозяина!

– Ахаха! Подумать только, – заливается Ламассу. – Вот так новости! Стало быть, вы собственноручно вершите судьбу самого Настоата? Может, и мою тоже? Сильное заявление! [27] Проверять я его, конечно, не буду (с) (Ламассу). Да уж, это поистине шутка столетия! Вам бы с таким репертуаром в цирке или на подмостках выступать!

Хозяин, ну что вы? К чему этот укоризненный взгляд?! И вообще – прошу принять во внимание: она взяла и без спросу, без разрешения перешла со мною на «ты»! Как это понимать?.. Все, все, ладно, я умолкаю… Говорите дальше! Собака будет молчать… Вам же, двуногим, все здесь позволено. Человек как-никак венец мироздания, шедевр божественной мысли! Так ведь?! Ха-ха-ха!

Хохот Ламассу слышен, наверное, на окраинах Города. Подожди, Иненна, не отвечай, это тебя недостойно! Стоит ли поддаваться эмоциям? Нет, давай по-другому…

Один: вздохни глубоко – так глубоко, насколько только возможно, и пусть морозный воздух наполнит тебя изнутри. Ты всего лишь сосуд, пустой сосуд без единого признака жизни. В этом твоя сила. Два: почувствуй, как расслабляется уставшее, немощное, многострадальное тело. Ты совсем близко! Три: вместе с дыханием возвращается жизнь – чистая, прозрачная, без всякой примеси гнева. Взгляни: окружающий мир стал спокойнее и светлее.

Вот и все! Клокочущая ярость и дерзкий собачий смех смиренно растворяются в вечности. Снегопад утихает; кажется, близится оттепель… Ах, как красиво блестят глаза Настоата!

– Не обращайте внимания, Иненна! Ламассу порой не прочь пошутить, вот и перегибает палку. Итак, на чем мы остановились? Ах да, на моих чувствах!

– Именно… Расскажите, что вас гложет? Кем вы себя ощущаете? И что думаете о погибшей девушке?

– Я о ней не думаю вовсе. С чего бы? По правде говоря, думал в Больнице, и достаточно много, но лишь когда был слаб и бессилен… Однако сейчас, с высоты новообретенной свободы, я понимаю, что то были мысли не о ней, не о девушке, а о себе самом; то был мой собственный, личный, весьма хитрый, ловкий и изворотливый страх, коварно скрывавшийся под личиной заботы о ближнем. Как видите, я предельно честен – а знаете почему? Все по той же причине: во мне нет страха; он испарился. Я здоров, как никогда прежде.

Последние дни я только и делал, что задавался вопросом: что такое есть я и почему здесь оказался? Вам, наверное, трудно поверить, но Ламассу порой бывает жутко неразговорчив – постоянно спит, грызет косточку и думает о чем-то своем. А Нарохи и вовсе нелюдимы – завидев меня, бегут, скрываются в сонных лощинах. В общем, скучно, Иненна, здесь очень и очень скучно… Вот и приходится развлекать себя рассуждениями о всяческой ерунде.

Хотите постичь мой образ мыслей? Проникнуть в болезненный разум? Извольте! Я приоткрою дверь – хотя не уверен, что увиденное придется вам по душе. Но для нужд следствия… Разве могу я отказать?

Так вот, наше «Я». Что это? «Пучок восприятий», «трансцендентальное единство апперцепции»? Самосознание обезьяны? Я, Оно и Сверх-Я, набор прообразов и архетипов? Кажется, нечто подобное проповедуют ваши Городские алхимики и визионеры. Красиво, ничего не скажешь – да только смысла в этих пустых фразах нет никакого… А знаете – у меня есть собственное мнение на этот счет: подлинное «Я» человека, его ядро, квинтэссенция, сердцевина – может быть явлено лишь во время страданий, трепета или, еще лучше, в преддверии смерти.

Удивительно, насколько быстро в моменты боли, душевных терзаний, усталости и бессилия с нас спадают, подобно увядшей осенней листве, обветшалые скорлупки мнимых приличий, условностей и предписаний. Все, что когда-то связывало нас с миром, моментально рушится, в одночасье обращаясь в прах, пепел, ничтожную серую пыль. Именно это и произошло со мною в Больнице.

А культура, цивилизация, солидарность? Человеколюбие, наконец? О, эти неуместные термины не имеют к нашему «Я» ровно никакого отношения – все они суть производные от окружающей действительности. И едва последняя перестает существовать – исчезают и они, ее нелепые порождения.

Вот что такое человек, Иненна; он обращен внутрь себя – а остальное его не волнует. В каком-то смысле мы все интроверты – просто некоторые, наиболее талантливые из нас, осознают (быть может, не вполне отдавая себе в том отчета), что внешнего мира как такового вовсе не существует – он лишь пустота, бутафория, мертвые декорации, красочная проекция нашей собственной личности. Однако по той же самой причине он есть ее неотъемлемая, живая, одухотворенная часть, отгородиться от которой равносильно самоубийству. И таких-то людей, что стремятся к сохранению цельности своего «Я», к слиянию и воссоединению двух осколков безнадежно расщепленной и изувеченной человеческой личности, мы предпочитаем попросту не замечать или клеймить их как легкомысленных, недалеких прожигателей жизни. Или – еще хуже – с вежливо-снисходительной, лишь подчеркивающей наше пренебрежение улыбкой наклеиваем на них ярлык бездарных, ограниченных экстравертов, нищих и разумом, и духом, и интеллектом.