Петр Николаевич, который стоял возле окна, дергая себя то за бакенбарды, то за остатки волос на голове, круто повернулся.
— И добавила, что единственный человек в Бадене, за которого она могла бы выйти, — это Григорий Александрович Осоргин, — выпалил он.
— А все современное воспитание! — стала заводиться Глафира Васильевна, с раздражением комкая платочек. — Вот такое вот нынче выдают девушки…
— Душенька, ну какое современное воспитание в Тамбовской губернии? — застонал Петр Николаевич. — Учили ее так же, как других… И гувернантка была самых строгих взглядов…
— Она при Наталье Денисовне сказала об Осоргине? — неожиданно спросил Михаил.
Супруги опасливо переглянулись.
— Нет, Наталья Денисовна… Она в соседней комнате была, — ответил Петр Николаевич.
В любом случае Натали не могла не знать, чем окончилось сватовство полковника. Михаил представил себе, что она может наговорить дочери по поводу ее дерзкого выступления, и похолодел.
— Голубчик, — начал Петр Николаевич с необычной для него умильностью, заглядывая писателю в глаза, — если вы можете как-то повлиять на Настеньку… Мы ведь все из-за того, что она сегодня учинила, оказались в неловком положении. Наталья Денисовна… и, конечно, генерал так старались, подбирали для Настеньки жениха… А она к нему вот так вот! Это немыслимо… совершенно немыслимо… Мы просто не знаем, что нам делать! Глафира Васильевна пробовала ее урезонить, усовестить…
— Она на меня так посмотрела, что у меня душа в пятки ушла, — пожаловалась старая дама, опускаясь на диван и сажая Фифи рядом с собой. — И говорит: «А почему, собственно, я не могу выйти за Григория Александровича? Он человек свободный, холостой…» — нет, вы представляете себе?
— А где сейчас Модест Михайлович?
Михаил отлично понимал, что задал совершенно лишний вопрос и что полковник волнует его меньше всего на свете, но не мог удержаться.
— Уехал, конечно, — горько ответила Глафира Васильевна, поглаживая присмиревшую Фифи. — Кто же останется после такого афронта…
— А Анастасия где?
— В саду, в беседке сидит.
— Я попробую поговорить с ней, — промолвил Михаил после недолгого молчания. — Но ничего не обещаю.
Когда за ним закрылась дверь, Глафира Васильевна совершенно искренне воскликнула:
— Какой достойный молодой человек! Не зря его повесть всегда мне нравилась!
«Кажется, судьбе нравится меня унижать, — думал Михаил, идя по саду. — Теперь я должен убеждать девушку, которую люблю, что она обязана выйти замуж за этого рыжего полковника, которому приглянулось ее приданое». Он обогнул кусты сирени и, увидев, кто находится в беседке, остановился как вкопанный. Анастасия была не одна: рядом с ней сидела Натали, которая, судя по энергичным движениям губ, так и сыпала словами. Выражение ее лица представляло странную смесь из раздражения, высокомерия, уязвленной гордости, но высокомерия, как показалось Михаилу, было все-таки больше.
— Вы неумны и дурно воспитаны, — услышал писатель, когда снова двинулся к беседке.
Анастасия, до тех пор упорно глядевшая перед собой, повернула голову.
— Пусть так, но я хотя бы не убивала своих родных, — отчеканила она.
— Да как вы смеете… — задохнулась Натали.
Она увидела Михаила и постаралась овладеть собой, но ее лицо пошло пятнами, и глаза источали такую ненависть, что писатель невольно остановился.
— Я хотела дать вам приданое, — проговорила Натали, поднимаясь с места, — и подобающее положение в свете. Я не считалась с расходами, я платила за ваши новые наряды, в том числе за это белое платье, которое сейчас на вас. — Анастасия, которая сидела чинно, как примерная ученица, сложив руки на коленях, даже не шелохнулась, и Михаил понял, что она предвидела этот удар. — Что ж, раз вы решили вести себя так, как вы ведете, все отменяется. Я не требую обратно денег, которые потратила на вас и вашу никчемную семью, — Натали презрительно усмехнулась, — потому что прекрасно знаю, что требовать бесполезно: у вас ничего нет за душой, а то, что есть у Назарьевых, уже давно заложено. И раз уж Григорий Александрович произвел на вас такое впечатление, вам следовало бы знать о нем вот что: он никогда не интересовался бесприданницами. Вы испортили себе жизнь ради человека, который этого никогда не оценит, который не любит вас и никогда не полюбит. И что еще хуже, вы создали себе в глазах света определенную репутацию, от которой потом будет очень тяжело избавиться. Вы будете жалеть о том, что натворили, и жалеть горько, но сейчас вы думаете, что вам удалось настоять на своем, а раз так, все прекрасно. Однажды вы раскаетесь и захотите все вернуть, но будет уже поздно!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу