Филиппа Морган - Чосер и чертог славы

Джеффри Чосера эти новости отчасти обрадовали. Не только потому, что подтвердились его сомнения по поводу причины смерти де Гюйака и что поймали злоумышленника, но еще и потому, что существование однорукого не было плодом его бредовой фантазии. И все-таки что-то мешало ему испытать полное удовлетворение. Он не почувствовал облегчения даже после того, как вслед за уходом Жана Кадо Одли и Кэтон набросились на него с поздравлениями, будто это он лично раскрыл преступника.

— Осталась только одна проблема, — задумчиво сказал Джеффри. — Этот Матьё не совершал преступления. — Графа убил не он.

— Вы это точно знаете, господин Чосер?

— Я знаю это точно так же, как и то, что в данную минуту нахожусь в этой комнате, господин Фуа.

Комната была та самая, где прошлой ночью Анри де Гюйак советовал Джеффри не питать пустых надежд. Нынче опять выдался погожий летний вечер, хотя в воздухе веяло надвигающейся грозой. Сутки назад Фуа сидел за секретарским столом в дальнем углу. Теперь он пересел в кресло покойного владельца замка. В руке он держал кубок с вином. Бутыль стояла на соседнем столе. Чосеру он вина не предложил. Фуа держался не то чтобы раскованно, но чувствовалось: он никому не уступит, а тем более англичанину.

— На чем строится ваша убежденность?

— Я столкнулся с Матьё в лесу незадолго до того, как нашли тело лорда.

— И что из того?

— За столь короткое время до совершения преступления он не смог бы добраться до поляны. Я ехал верхом и все равно подоспел последним.

— Вы хорошо ориентируетесь в этом лесу?

Чосер отрицательно покачал головой. Он уже знал, каков будет следующий вопрос Фуа.

— Существуют тропинки, известные только лесным жителям, по которым можно срезать путь. Матьё прожил в лесу немало лет.

— Почему?

— Некоторые люди не выносят общества себе подобных.

— Я слышал, что он пестовал в себе злобу против рода Гюйака.

Фуа пожал плечами:

— Кто знает, что творится в голове у такого человека? Много лет назад, когда еще был жив отец Анри, он потерял руку из-за охотничьей собаки. Тогда Матьё был ребенком. Его семье выплатили положенную по закону компенсацию. Родственникам не на что было жаловаться.

— Речь не о жалобе, — откликнулся Джеффри. — Что произошло с его семьей?

— Откуда мне знать? — ответил Фуа. — Я сам был в то время ребенком. Так или иначе, они были крестьянами, а мы не ведем счет крестьянам.

Чосер ничего не ответил, и Фуа, очевидно, предположил, что был достаточно убедителен.

— На лице этого человека были следы крови, господин Чосер. Свежей крови.

— Когда я его повстречал незадолго до гибели графа Анри, все его лицо было исцарапано, и эти царапины имели свежий вид. Можно подумать, что он подобно святым подвижникам умерщвляет плоть, пользуясь при случае колючим кустарником.

— Вы говорите, что это была его кровь?

— Да, я так считаю.

— Ваше мнение для нас не аргумент, господин Чосер.

Джеффри задумался, кого сенешаль мог подразумевать под словом «мы». И, уязвленный последней репликой, сказал:

— Есть и другие факты. Сегодня утром вы с юным Анри нашли меня около просвета в кустах.

— Вы сказали, что обронили кошелек.

— Да, обронил. И когда поднимал, то обратил внимание на нечто, что, надеюсь, не могло укрыться и от ваших глаз, господин Фуа. На том месте остались следы, свидетельствующие, что кто-то прятался в кустах.

— Совершенно верно. Это был тот дикий лесной человек, Матьё. Он затаился там, чтобы неожиданно напасть на моего лорда.

— С одной рукой?

— Когда человек теряет руку или ногу, природа находит способ возместить ему потерю. Он обретает большую силу в оставшихся членах. Кроме того, Матьё вооружился мечом. Именно мечом он нанес смертельную рану графу де Гюйаку, а не вепрь, на которого мы сперва думали.

— А где Матьё раздобыл меч? Дикий житель леса с охотничьим мечом?

— Один из охотников донес, что меч был похищен из арсенала утром, — ответил Фуа.

Такое объяснение казалось маловероятным, но, на худой конец, удобным.

— На земле сохранились следы, как я уже говорил. Вот такие.

В полутьме Джеффри вытянул руку с растопыренными пальцами и немного оттянутым большим пальцем. Он присел на корточки, упершись рукой в пол для равновесия. В другой, свободной руке злодей, несомненно, держал меч.

Ришар Фуа несколько раз кивнул, как будто до него стал доходить смысл того, что показывает англичанин. Вдруг — видимо, когда он окончательно понял, куда клонит Чосер, — он внезапно перестал кивать, лицо побагровело.