Общение для Лиззи Маннинг было источником жизненной силы. От рождения в ней жило неутолимое желание обсуждать свои мысли, выпытывать тайны. Молчание для нее было равносильно наказанию. Бытовало мнение, что говорить она научилась раньше, чем ходить, хотя в действительности дело обстояло так: Лиззи было всего пять лет, когда при родах умерла ее мать, оставив дочь и новорожденного сына на попечение няньки, которая, к счастью, оказалась на редкость разговорчивой особой. Вот почему одиночество — в настоящий момент ее отец и брат находились в отъезде (отец отправился по делам на север, о местонахождении брата она не упоминала) — Лиззи воспринимала как сущую пытку. Разумеется, Лиззи очень обрадовалась, когда узнала, что ее дорогой друг Фрэнсис Бентник попросил Виолетту заехать за ней по возвращении из Лондона и привезти ее в Астли, где она намеревалась провести вечер.
Лиззи Маннинг обожала новые знакомства, которые она коллекционировала, как другие коллекционируют морские раковины, монеты или пуговицы. До сего дня она не была знакома с Виолеттой Мерсье, поэтому, едва сев в карету и поздоровавшись, она стала забрасывать ее вопросами и делиться своими секретами. Лиззи продолжала беспрерывно расспрашивать Виолетту до самого вечера.
— Скажите, дорогая Виолетта, а Барбадос — он какой?
— Очень зеленый и очень красивый, мисс Маннинг.
— К чему такие формальности? Меня здесь все зовут Лиззи. Как бы я хотела там побывать! Расскажите про сад вашей мамы. Говорят, это настоящий рай.
— Его трудно описать, Лиззи. Буйный, пышный, богатый...
— Должно быть, вам с вашей матушкой нелегко приходится в чуждом для вас окружении, так далеко от дома? У вас есть знакомые, друзья?
— Нет, но мы с ней вместе, а это самое главное.
— Ой, а расскажите мне про бал. Представляю, какое это будет событие! Вы уже решили, что наденете?
— Мое платье почти готово. Оно из бледно-голубого шелка с отделкой из цветов и вышивкой из мелкого неровного жемчуга.
— У вашей мамы такое необычное ожерелье. Мне кажется, я в жизни не видела таких камней. И такой формы.
— Маме оно досталось от ее второго мужа, Чарлза Мерсье, моего бывшего отчима.
— И какая же у него история?
— Довольно занимательная. Ожерелье было изготовлено как символ любви в Средние века. По всей вероятности, в Нюрнберге — городе, славившемся искусными ювелирами. Его заказал некий немецкий князек для дамы своего сердца, которую он собирался взять в жены.
Глаза Лиззи загорелись любопытством.
— А вам не кажется, что змея — не самый подходящий символ любви.
— Возможно, — с улыбкой отвечала Виолетта, — хотя раньше змея часто символизировала плодовитость.
— И что же, князь завоевал любовь той женщины?
— Да, хотя у этой истории не самый счастливый конец. Вскоре после свадьбы, ожерелье украла завистливая сестра кого-то из них, которую потом схватили, а позже сожгли как ведьму. В связи с этим появилось поверье, что ожерелье приносит счастье, если подарено с любовью, и несчастье — если кто-то завладел им с корыстной целью.
— И впрямь весьма интригующая и пикантная история, — с улыбкой заметила Лиззи, — которая лишь добавляет очарования ожерелью, если, конечно, такое возможно.
— Скажите это моей маме, — заявила Виолетта, поднимаясь, чтобы привести мать, — ибо, с тех пор как ожерелье стало принадлежать ей, она непомерно гордится им и надевает при каждом удобном случае.
Джошуа наблюдал, как Виолетта грациозной поступью направилась через комнату к матери.
До ее отъезда в Лондон он видел ее лишь мельком в день своего прибытия в Астли. Уже тогда он отметил идеальную симметричность черт ее лица и горделивую осанку. Она была поразительно красива: статна, как Юнона, хорошо сложена, с густыми волосами цвета темного золота, сине-серыми глазами, обрамленными темными ресницами, и такой же, как у матери, смуглой кожей. Платье ее, с большим удовольствием отметил Джошуа, было столь же безупречно, как и лицо: лиф и юбка из сиреневого шелка, расшитого цветами, с кружевной сборкой вокруг шеи и на манжетах. Нижний край юбки был заколот вверх, из-под него выглядывала нижняя юбка из фиолетовой парчи.
Лицом и нарядом она похожа на ангела, заключил Джошуа, а вот разгадать ее характер он затруднялся. Во время их первой встречи она упорно отказывалась вести с ним светский разговор, отвечая только на прямые вопросы. Несколько раз он видел, как она смотрит куда-то вдаль или в окно, не замечая ничего вокруг, будто ее что-то угнетало. Теперь же Джошуа начал подозревать, что Виолетта держалась скрытно и замкнуто потому, что чувствовала враждебный настрой Каролины. Но сегодня, подбадриваемая мисс Маннинг, Виолетта предстала перед Джошуа совершенно иной. Она непринужденно беседовала с Лиззи, и к тому времени, когда ужин закончился и вся компания перебралась в гостиную, Лиззи Маннинг и Виолетта Мерсье, держась за руки, уже вели себя как ближайшие подруги.
Читать дальше