Валерио Манфреди - Башня одиночества

Он снова перешел в наступление и вынудил противника отступать, но, примериваясь для нового удара, почувствовал, что силы оставляют его. Тогда он вложил в этот удар всю свою ненависть, вонзил лезвие в бок Сельзнику, увидел на его лице гримасу боли и стал наносить все новые и новые удары.

Звон яростно скрещивающихся клинков оглашал долину эхом, отражаясь от стен гробницы. Но его движения становились все медленнее. Казалось, будто два человека, захваченные сражением, парят в воздухе как невесомые: бороться было все труднее, они слабели.

— Увидимся в аду, Гаррет, увидимся в аду! — все громче выкрикивал Сельзник.

Он ускользал, пятясь в глубь огромного мавзолея, из открывшейся старой раны лилась кровь, и Гаррету не удавалось настичь его, покончить, нанеся последний удар. Тело становилось ватным, деревенело, отказывалось подчиняться. Даже ненависти недоставало, чтобы вдохнуть в него новую энергию. Он из последних сил побрел дальше и попал в длинный коридор, открывавшийся в дальнем конце гробницы. Теперь он двигался под сводом, выдолбленным в скале, из многочисленных трещин которого капала вода. В первое мгновение он ощутил облегчение и свежесть, но потом с ужасом обнаружил, что это были капли крови. Гора над ним истекала кровью.

Настойчивое ржание коня разбудило Десмонда Гаррета, он поднялся со своей постели, все еще находясь между сном и явью, и поднес руки к лицу, мокрому от дождя. Над долиной разразилась гроза, вызванная сильным западным ветром, и отвесные стены огромной котловины освещались теперь отблесками молний. Он поспешил спрятаться в одной из гробниц. Той самой, что видел во сне.

Там было темно и тихо.

Он зажег фонарь, огляделся, и его охватило сильное, отчетливое ощущение. Он вспомнил слова Фатех: «Зверь, сидящий в тебе, почует дорогу…»

— Стало быть, это здесь. Здесь ты спал в своей шестой гробнице, — пробормотал он.

Десмонд Гаррет взял фонарь, прошел мимо величественного фасада с наскальной живописью и увидел, что помещение в глубине, прежде служившее погребальной камерой, в христианскую эпоху использовали в качестве часовни. Как и под холмом в Алеппо. Быть может, верующие древних времен почувствовали необходимость нейтрализовать присутствие врага?

На дальней стене среди языческих рисунков он увидел изображение распятия: рана на боку Спасителя рельефно выделялась, словно была настоящей.

— Зверь, сидящий в тебе, почует дорогу, — пробормотал он снова.

Рука сама собой потянулась к поясу и вытащила длинный кинжал. То, что он намеревался сделать, вызывало у него глубочайший протест, лицо покрылось потом в неподвижном воздухе помещения. Он приблизился к фреске: на ней был изображен Христос, побежденный смертью, с лицом, исполненным глубокого покоя, последовавшего за длительными мучениями. Вдали слышны были раскаты грома: над Петрой шел дождь, и над зимней пустыней шел бесплодный дождь, неспособный пробудить новую жизнь.

Когда лезвие пронзило открытый бок распятого, черты лица Гаррета стали жестче и он почувствовал, будто внутри у него что-то разбилось, словно оборвался канат от якоря, все еще державшего его в рамках прежней, человеческой природы.

Сухой треск пробудил его от этого болезненного оцепенения, Гаррет подумал, что угадал все правильно, однако ничего не произошло. Он начал постукивать рукоятью кинжала по стене, выясняя, нет ли там пустот, но удары глухо отдавались от свода, словно он бил по плотному камню. Быть может, он ошибся, напрасно поверил сну? Он не знал, что делать дальше, и, вернувшись к входу, спрятался под гигантскими колоннами, наблюдая за дождем, падавшим над долиной, слушая, как тот шумит на скалах и в развалинах исчезнувшего города.

И в этом месте вне времени и пространства ему почудилось, будто он видит в середине долины, под серебряными струями дождя, фигуру своей жены — она шла к нему, не касаясь земли, в легких одеждах, облегающих тело, словно богиня, высеченная из камня Фидием.

Вот уже много лет, с тех пор как покинул мир, он привык жить во сне, вызывать призраков силой воображения, смотреть, как они возникают из ничего, словно цветы в пустыне после грозы. Его задумчивость была нарушена шумом, напоминающим трение вращающихся жерновов. Звук доносился из-за спины.

Он обернулся и с изумлением увидел, что штукатурка, на которой было изображено распятие, трескалась и отваливалась сверху и по бокам, а потом целый сектор стены начал клониться внутрь, словно висячий мост, открывая проход в темное жерло горы.