Клаудия Грос - Схолариум

Открывший дверь каноник показался ему просто карликом. Он даже не доставал Лаурьену до плеча. Над худеньким торсом — симпатичное лицо и редкие светлые волосы. Глаза беспокойные, все тело, несмотря на крошечные размеры, в постоянном торопливом движении. Возле рта Лаурьен заметил резкие морщины, а за высоким лбом наверняка таились тяжелые мысли. Мариус де Сверте — так каноник представился Лаурьену — в качестве выборного приора руководил данным схолариумом, направляя свои усилия на сохранение его традиций. И прежде всего он должен был заставлять студентов говорить только на латыни. Он провел Лаурьена по коридорам, показал спальное помещение и рефекториум [2] Трапезная. , который одновременно служил и как paedagogicum [3] Учебный зал. для тех, кому нужно было нагонять учебный материал. Лаурьену было не по себе.

Он не хотел показаться невежливым и старался, отвечая де Сверте, смотреть вниз, но необходимость постоянно наклонять голову очень его смущала. Правда, казалось, что де Сверте нет до этого дела. Он говорил дружелюбно, хотя и весьма категорично; летал по комнатам на своих коротких тонких ножках подобно духу воздуха, демонстрируя то одно, то другое, и создавалось впечатление, что мысли постоянно слегка опережают это хрупкое тельце.

— Зимой мы встаем в пять часов, летом в четыре, потому что лекции начинаются рано, — объяснил де Сверте на латыни, сворачивая в коридоре за очередной угол. — В sext [4] Шесть часов. prandium [5] Завтрак. , ближе к vesper [6] Вечер. — села [7] Обод. . — Де Сверте остановился и поднял глаза: — К обеду полагается кружка пива. Входная дверь закрывается на ночь completurium [8] Для всех. . Не оговоренное специально отсутствие в ночное время строго запрещено и влечет за собой суровое наказание. Ах да, вот еще что: Фредерико Касалл, один из наших магистров, во второй половине дня будет нагонять с тобой учебный материал за пропущенные месяцы.

К этому моменту они добрались до конца коридора. Де Сверте открыл дверь. Прямо перед ними лежал залитый нежным солнцем сад.

— Для праздного времяпрепровождения возможности здесь практически нет, — объяснил не вышедший ростом приор с пренебрежением в голосе, — но если ты почувствуешь склонность к созерцательности, то имеешь право посидеть в саду или погулять по этим дорожкам. Твой отец был копиистом?

Лаурьен насторожился.

— Да, он был переписчиком.

Что общего между его отцом и склонностью к созерцательности? Мысли карлика, видимо, подобны его жестам: скачут так, что предугадать их невозможно.

— Ты же знаешь, что адвокат фон Земпер, на которого работал твой отец, позаботился о том, чтобы ты мог здесь жить и учиться. Домициан фон Земпер тоже живет в нашем схолариуме, хотя его отец вполне в состоянии снять для него отдельное жилье. Так что, если у тебя будут вопросы, обращайся к нему. А теперь устраивайся, разбирай свои вещи. Сейчас принесу тебе плащ, такие носят все артисты [9] Так в Средние века называли членов предварительного, артистического, факультета. . Ходить без плаща не положено. А в ближайшие дни тебе назначат собеседование.

Чуть позже Лаурьен уже сидел один в мрачной спальне. Он осмотрелся. Пять лежаков, в соседней комнате еще десять, так говорил приор. На стене мятый кусок пергамента с изречением: «Homo res naturalis est» [10] Человек есть вещь естественная. .

Лаурьен устал, он был буквально на последнем издыхании: два дня провел в дороге, ночью почти не спал и уже на рассвете заспешил дальше. Ступни горели. Мысли текли медленно и лениво, им очень хотелось отдохнуть. На постели лежал полученный от приора коричневый плащ с поясом и капюшоном.

Лаурьен встал и повесил свой новый наряд на гвоздь. А потом лег на набитый соломой матрац и уставился в узкое зарешеченное окно. Ему не видно было ни неба, ни солнца, только сваленные один на другой камни — целое окно разбитых камней. Остатки соседних руин.

Кто-то осторожно потряс его за плечо. «Наверное, я уснул», — успел подумать Лаурьен, открыл глаза и увидел прямо перед собой парня его лет в темном плаще артиста. Наверняка это Домициан. Лаурьен приподнялся.

Студент сел на единственную имеющуюся в комнате скамейку и подпер голову руками. Его яркие голубые глаза под светлыми локонами смеялись, в них спряталась молчаливая издевка. Он спросил, удалось ли Лаурьену отдохнуть.

— Я еще не совсем пришел в себя, — робко принялся оправдываться Лаурьен, — я пролежал несколько месяцев в лихорадке, потому и не смог явиться вовремя, к началу семестра. А ты Домициан?