Клаудия Грос - Схолариум

— Софи, как ты думаешь, что более благородно: сила познания или воля? Сегодня на факультете у нас был диспут, и я думаю, что позиция тех, кто отдает предпочтение познанию, ближе к точке зрения Аристотеля…

Софи опустила глаза:

— Ты знаешь, что я читаю твои книги.

— Конечно. Но ты же и сама хочешь, чтобы я знал. Вот и скажи мне, что ты об этом думаешь.

С сомнамбулической уверенностью она уже давно подбиралась к середине каната. Внизу разверзлась страшная бездна, но Софи все еще не открывала глаза и пребывала в царстве грез. Она подняла голову и улыбнулась:

— Если уж ты хочешь знать, то я думаю, что между познанием и волей должно быть что-то еще.

— Что-то еще? В каком смысле?

— Проблема, что из них более благородно, представляется мне не такой уж и важной. Гораздо больше меня интересует то, что касается существующей между ними связи.

— Ты не ответила на мой вопрос.

— Стремящийся к познанию не должен одновременно иметь еще и волю, чтобы действовать в соответствии с познанием.

— Ага, — пробормотал Касалл и снова вернулся к лежащим на его тарелке лещам: отрезал им хвосты и головы, аккуратно отделил мякоть от костей. — Познание есть движущая сила действия, поэтому оно более благородно, чем воля, — вынес он наконец свой вердикт.

— Если ты познаешь, что женщина обладает всеми мыслимыми преимуществами, тогда ты на ней женишься, правильно?

Касалл панически боялся, что однажды подавится рыбной костью, но ничего не ел с таким удовольствием, как вареную рыбу. Он тщательно сгреб кости на край тарелки, бормоча при этом молитву святому Блазиусу, и лишь потом поднял глаза.

— Но если ты любишь не ее, — продолжала Софи, — а другую, обладающую разве что половиной ее достоинств, ты все равно на ней женишься? Или же любовь приведет тебя к той, которой принадлежит твое сердце?

Произнося эти слова, она заметила, как каменеет его лицо. Именно это и произошло с ним задолго до знакомства с Софи. Он должен был жениться на одной женщине, любя другую. И только предложенный в Кёльне пост избавил его от необходимости сделать выбор и положил конец его конфликту с собственной совестью. Но гораздо хуже было то, что в конечном итоге он обратил внимание на то, как Софи выстраивает свои аргументы. Она не имеет права подмешивать в схоластические идеи конкретные примеры из реальной действительности, это все равно что пытаться сравнить кошку с форелью.

— Это и есть то, другое, о чем ты говоришь? — спросил он резко. — Чувства?

Софи кивнула;

— Да, страх, гнев, любовь…

Касалл продолжал жевать, медленно и задумчиво. Крутил языком во рту, проверяя, не притаилась ли где меж зубов рыбья кость.

— Я не хочу, чтобы ты и дальше продолжала читать мои книги, — заявил он вдруг холодным голосом, — я запрещаю тебе. Слышишь? С этим покончено раз и навсегда.

И тут она очнулась. На самой середине каната.

С того самого дня она читала тайком, но, видимо, Касалл проинструктировал служанку, которая тут же поведала ему, что Софи тайком бывает в его комнате. И он начал ее бить, выколачивая из нее знания, буквально ломая ей кости и волю.

Так все началось и этим закончится.

В его комнату она теперь заходила, только получив соответствующие указания. Здесь раскинулась империя запрещенных книг и утраченного уважения к мужу. Она его ненавидела, знала: он не может пережить, что она оказалось ему равной, что она как будто держит перед ним зеркало, в котором можно лицезреть двух Касаллов, ученого магистра, читающего о метафизике, и жалкого человечишку, которому приходится держать свои чувства подальше от тела, как дьявол должен держаться подальше от креста.

Собеседование Лаурьен проходил на третий день после прибытия в схолариум. Домициан посоветовал ему остановить свой выбор на магистре Конраде Штайнере, потому что он умный человек и объективный, он не отдает предпочтения ни современным, ни традиционным философам, а благосклонно относится к обеим философским школам.

Внешне Штайнер был похож на пророка. Седая борода закрывала грудь, на голове же волос осталось совсем мало. Беседу он проводил в одном из самых больших коллегиумов города, богатая библиотека которого просто потрясла новоиспеченного студента. Штайнер расспрашивал про самые разные обстоятельства, семейные и финансовые, и выяснил, что родом Лаурьен из одного очень хорошо ему знакомого нижнерейнского городка. Он был в курсе, что за Лаурьена хлопотал известный адвокат Мориц фон Земпер, который к тому же выбил для него стипендию. Штайнер проверил серьезность стремления Лаурьена учиться, потому что именно это было целью и смыслом беседы: ему вовсе не хотелось заполучить еще одного студента вроде тех, что переходят с факультета на факультет и проводят время, оставляя Богу Богово и ведя развеселую и полную удовольствий жизнь. Убедившись в твердости намерений молодого человека оказаться достойным звания студента Кёльнского университета, магистр проводил Лаурьена к ректору, у которого ему предстояло принести клятву верности факультету и его уставу. Уплатив в кассу вступительный взнос, Лаурьен наконец получил право называться scholar simplex [19] Простой ученик. кёльнского артистического факультета.