Валентин Лавров - Триумф графа Соколова

Тут Тюкелю мысль шальная пришла: «Сделаю, пожалуй, такое вперед тебя!» И как бы между прочим спрашивает:

— А где эта бабка зловредная живет?

— Недалеко от Виндавского вокзала, где Крестовская застава. Старую ведьму Танькой Милютиной кличут, а по отцу — Александровна.

Расплатился Тюкель и пошел в ближайшее почтовое отделение — справки навести.

В почтовом отделении, как положено, лежит адресная книга «Вся Москва». Тюкель отыскал нужный адрес и решил оглядеться. Домишко одноэтажный, старинный, допожарный, вход с тихого двора, кругом ни души. Собственно говоря, это особенно соблазнило. Все выглядел, все продумал — мозги у мошенника хитрые.

И вот на другой день приперся с утра пораньше к старухе, будто под золотые часы хочет десять рублей взять. Часы Тюкель взял на поддержание у приятеля. Постучал в дверь. Милютина — бабка тертая, заподозрила что-то неладное, разговаривает через цепочку, гонит гостя: чеши, дескать, отселя, я деньги под заклад не даю и тебя видеть в глаза не желаю. Тогда Тюкель стал ей разные резоны приводить, а чтобы окончательно рассеять сомнения, говорит:

— Милостивая государыня Татьяна Александровна, явите божескую милость, позарез деньги нужны. Следует оплатить доктора, который пользует мою больную мамочку. — В голосе слезой играет. — Да вот поглядите, часики замечательные: фирма «Габю», глухие, фасон брегет. Двести тридцать рубликов в магазине на Никольской плачено. А мне и надо каких-то пятьдесят.

Бабка взяла часы, и тут вся ее подлая жадность заговорила, руки у нее так и заходили, а голос рассудка замолк.

А Тюкель свою линию гнет:

— Вот и мой вид на жительство, человек я хоть и впавший временно в несчастливые обстоятельства, но вполне порядочный.

Бабка цепочку с двери сбросила, с дорогим гостем в горницу прошла, села за стол, очки нацепила и читать вид на жительство стала — по слогам, иначе не умела. Прочитала, положила вид на стол. Говорит:

— На какой срок тебя интересует?

— Да всего, милая дама, Татьяна Александровна, на недельку!

— Под пятнадцать процентов «красненькую» дам, так и быть, уж человек вы обходительный!

Взяла с подоконника долговую тетрадь, записала в нее фамилию, заклад, срок и сумму. Дала Тюкелю расписаться. Часы и тетрадь на подоконник положила и отсчитала замусоленные бумажки. Одним словом, все, как заведено.

Тюкель из себя изображает галантного джентльмена, ручку поцеловал, что-то приятное сказал. И добавляет:

— Очень вы меня, любезная Татьяна Александровна, выручили в момент неудачный для моей судьбы. У меня случайно с собой бутылка мозельского, желаю отметить обоюдно приятную сделку.

И впрямь лезет в пиджачный карман, достает бутылку и шоколадку «Золотой ярлык».

— Позвольте, сударыня, за благополучие вашей персоны наполнить лафитники!

Старуха расчувствовалась, из шкафчика две рюмки достала, узловатым пальцем внутри провела, дунула в них и на стол поставила. И еще вынула вазочку с засохшим печеньем прямоугольной формы, на котором был оттиск двуглавого орла. Сказала:

— Печенье называется «Москва», двугривенный за полфунта в булочной Филиппова отдала. Шкуру с бедной вдовы содрать живьем готовы, гниды этакие!

Тюкель поднялся с самым торжественным видом, словно сидел не за убогим столом, а за пиршественным обедом в доме полицмейстера. Высокопарно провозгласил:

— Пусть, дражайшая Татьяна Александровна, ваш приютный дом всегда будет полной чашей, неистощимой для вас, божественная вы женщина. Ваши лучистые глаза сияют умом, народной сметкой и чарующей женской прелестью. За ваши грядущие успехи на жизненном поприще!

Старуха от умиления аж прослезилась и со смаком выпила. Потом еще и еще подымал рюмку и говорил облыжные льстивые слова этот злодей и мошенник. Старушку изрядно развезло. Вздохнула она:

— Эх, такой вы душевный человек! Как бы мне да такого сыночка. Все б ему по наследию оставила. А то горбишься, горбишься, а чего ради — и понять не умею.

Тюкель решил: пора действовать!

Он сказал:

— Такое печенье вкусное, если б к нему чайку горячего!

— Это я могу, сердечный ты мой! — отозвалась старуха. Она явно потеряла осторожность. Пошатываясь, отправилась в сени, чтобы вынести самовар на крыльцо, залить водой и растопить.

Только старуха из горенки, Тюкель вскочил со стула и стремительно подбежал к подоконнику, схватил свои золотые часы. Краткое мгновение поколебавшись, нырнул под кровать, где лежал толстенный слой пыли и стояло ночное судно. Тюкель, не разглядев, попал рукой в судно и разлил его. Увидал он и скрыню, которую выволок. Судорожно отодрал маленький замок — вместе с петлями, откинул крышку. На донышке скрыни, застеленном кусочком выгоревшего ситца, лежали заклады: три бедных золотых колечка, карманные серебряные часы-луковица, с полдюжины гнутых столовых серебряных ложек, нательный золотой крестик.