Валентин Лавров - Триумф графа Соколова

— Сомневаюсь, это слишком сложно. Да и не нужно.

— Вы, Аполлинарий Николаевич, сами говорите, что в России нет такой печи. Теперь она появилась. Откуда? Это зацепка. И вообще, мысль расправиться таким образом не могла прийти в голову нормальным людям.

— Конечно, ибо нормальный субъект не может быть ни убийцей, ни революционером. Добавлю: такое вряд ли мог сделать тот, кто воспитан на российской культуре.

— Что, граф, ты предлагаешь?

— Прокурора мы с помощью преступников нашли. Точнее, то, что осталось от прокурора. — Соколов осторожно ссыпал прах обратно в урну. — Это начало. Теперь надо искать сжигателей…

— Если прежде они нас не найдут! — мрачно пошутил Сахаров. Он задумчиво глядел на Соколова. — Давай, граф, выделим охрану для твоей персоны. Уж очень… — Он замялся.

Соколов скептически улыбнулся.

— Не хочется увидать мои кости в урне? Нет, такой радости я господам Лениным и Троцким не доставлю. А что касается охраны, то сомневаюсь, чтобы она могла мне помочь. Я привык больше на себя полагаться. Все! — Соколов поднялся с кресла. — Теперь, доблестные борцы с преступностью, я полетел на Верхнюю Красносельскую, к уборщику Алексеевского кладбища одноногому Семену Кашице.

Не прошло и двух часов, как Соколов позвонил в кабинет Мартынова. Весело сказал:

— Все в порядке! Теперь можно ужинать с чистой совестью и зверским аппетитом. Я минут через пятнадцать буду у Егорова.

— Прикажите кучеру Антону, пусть закладывает! — Извиняющимся тоном к Сахарову: — Извините, ваше превосходительство, «рено» на зиму я приказал поставить в гараж: заводить трудно, а ездить опасно — шины не держат.

— Что Соколов?

— Голос веселый, а подробности допроса небось за столом расскажет. Пора ехать!

Вечно всем недовольный полицейский кучер Антон сделал карьеру — теперь он возил самого начальника московской охранки.

Что-то бурча под нос, имевший вид крупного клубня картошки, из широких ноздрей которого буйно рос волос, Антон запахнул на седоках медвежью полость. Взгромоздился на облучок, дернул вожжи и вдруг диким голосом заорал:

— Н-но, пошли, приститутки, мать вашу…

— Ты что, Антон, всегда ругаешься? — строго спросил Мартынов.

— Так они, инсургенты упорные, иначе языка не понимают!

Лошадки дернули и спустя несколько мгновений набрали хорошего хода.

В лицо седокам остро ударил морозный воздух, на мгновение сбил дыхание.

Антон ведал о пристрастии своего нового начальника Мартынова к быстрой езде. Городовые при виде знакомых саней, летящих на сумасшедшей скорости, вытягивались в струнку и прикладывали руку к форменной шапке. Пешеходы суетливо спешили убраться с дороги, а встречные экипажи загодя прижимались к обочине. Уж очень тесна Тверская!

Сани на ухабах взлетали вверх и жестко хлопались полозьями на раскатанную дорогу. При выезде на Охотный ряд Антон заломил такой опасный поворот, что сани страшно заскрипели, накренились вправо и едва не перевернулись.

Мартынов стал вежливо выговаривать:

— Ах, Антон, нельзя столь неразумно рисковать…

В этот момент из других подлетевших к трактиру саней выскочил широко улыбающийся Соколов. Он крикнул:

— Ты, пентюх, совсем обнаглел! — Отвесил кучеру увесистого «леща» и уже более миролюбиво добавил: — Надо же, драгоценная жизнь подполковника Мартынова могла пострадать…

Даже деликатный Сахаров не сумел удержать улыбки.

В знаменитом трактире Егорова, что размещался в Охотном ряду, почти напротив «Национальной» гостиницы, Соколова знали все.

Едва народный любимец появился в дверях, как седоусый старенький швейцар Прохор, которого Иван Бунин метко прозвал Фирсом, сдернул с головы обшитую галуном фуражку с маленьким лакированным козырьком и со слезами радости воскликнул:

— Радость неверуятная! Аполлинарий Николаич, наконец-то! Совсем к нам дорожку забыли… Цельный, поди, месяц вас на нашем горизонте видно не было.

— Эх, брат Проша, дела все! Как твое благополучие?

— Слава Господу, временно еще живой, а все друзья-приятели мои уже давно на кладбище промеж родителев лежат, Царствие им Небесное! — Старик перекрестился. И заговорщицки на ухо, помогая снимать шубу: — Уж и столик ваш угловой тороватым гостям занимать разрешили. За такую честь отдельно от счета «синенькую» платят. А отбоя от желающих не убавляется. И сейчас купец Бугров из Нижнего Новгорода, извольте знать, на вашем креслице наслаждается.