Валентин Лавров - Триумф графа Соколова

Алябьев вздохнул:

— Виноват, не смекнул…

Мартынов вступился за своего любимца:

— Господин полковник, поручик Алябьев все сделал правильно и добросовестно. Что вы еще хотите от него?

— Сколько, поручик, тебе надо времени, чтобы ты прояснил этот вопрос?

— Три дня! — не моргнув, отвечал Алябьев.

Соколов покачал головой, прошелся молча по кабинету, повернул голову к Сахарову:

— Если сам не сделаешь, обязательно дело погубят! Господи, какие матери этих бестолковых плодят?

Сахаров, желая повернуть беседу в другое русло, взглянул на карманные часы:

— Сейчас начало девятого вечера! Я всех приглашаю по старой памяти ужинать к Егорову!

Соколов твердо сказал:

— Нет, я должен сам допросить одноногого Кашицу, чтобы найти его фальшивого однофамильца. Но прежде поговорим тут.

Сахаров подошел к приятелю, положил руку на плечо:

— Обязательно сегодня приезжай, последний раз гуляем вместе…

Соколов оторопело взглянул на генерала:

— Что такое? Погребальное настроение — почему?

— Потом узнаешь…

Соколов приблизился вплотную к стоявшему возле окна и глядевшему на вечерний город Мартынову. Громким шепотом сказал:

— Тебя, подполковник, кулаком надо учить! Как твои люди работают: «Не смекнул! Три дня!» Держи около себя смекалистых и толковых. Наша работа потому и называется оперативной, что должны мы действовать быстро.

Сахаров засмеялся:

— Словно молния разить преступников!

— Именно так! А у нас прежде выспятся, на трех совещаниях посидят, покурят, в трактире водки под селянку выпьют, поговорят о любовницах, при этом три короба наврут, а уж потом потрусят страшное преступление распутывать. А нестись нужно каждый раз как на пожар! Той самой карающей молнией поражать злодеев. Меньше надо мечтать о себе, а прежде всего — о деле.

Сахаров, сам труженик отменный, обнял Соколова:

— Ах, мой милый друг, если бы все так думали! Аполлинарий Николаевич, действительно тебе следует самому активней участвовать в раскрытии этого преступления. — Перевел взгляд на Мартынова. — А ты, Александр Павлович, должен ввести графа в курс дела. Ведь он еще не владеет обстановкой.

— Обязательно, Евгений Вячеславович, сейчас и сделаю это… Мы норовим глубоко копать! Час-полтора, и вы войдете в курс событий…

Соколов рассмеялся:

— Нет, дорогой ты мой Александр Павлович, через час вы будете с Евгением Вячеславовичем пить водку под грузди и копченый угорь.

— В трактир Егорова мы без тебя не поедем, — решительно заявил Сахаров. — Будем дожидаться, пока ты его не допросишь и не позвонишь нам сюда.

— Прекрасно! — воскликнул Соколов. — Не будем терять золотого времени. Усаживайтесь, коллеги удобней, а ты, Алябьев, поезжай к Егорову, скажи, чтобы нам готовил пышный ужин.

— Хотя, по вашему мнению, я делом Александрова еще не занимался, — продолжил Соколов, — однако кое-что могу рассказать, приоткрыть занавес над этой тайной. И более того — поразить ваши мужественные сердца до параличного состояния.

— Однако! — Сахаров недоверчиво покрутил головой.

Мартынов заерзал в кресле, удобней усаживаясь. Он с сомнением покачал головой.

— Однако, граф, вы блефуете! Откуда у вас новости? Мы тут неделю бьемся, у нас — пшик, а вы знаете историю лишь по газетам — и уже «новости». И все же интересно, мы внимательно слушаем.

— Новости, бедные коллеги, и впрямь любопытные. Дело развивалось по такому сценарию. Прокурора встретили в подъезде злоумышленники. По некоторым сведениям, их было трое. Наложив ему на лицо эфирную маску, усыпили, быстро завернули в ковер и на санях отвезли в неизвестном направлении.

Мартынов задумчиво постучал карандашом по столу:

— Чушь! Зачем преступникам такой сложный путь? Ведь могли просто пристрелить и сбежать с места преступления. Это проще. Где консьержка? Где городовой? Где дворник и просто прохожие? Нет, даже на добротную версию не тянет.

Соколов решил малость позабавиться над начальственным приятелем. Он продолжал:

— Городовой мог за угол зайти или пойти пописать. Консьержки в том доме нет. Дворники по ночам дежурят, днем с огнем их не найдешь. Прохожие? Улочка тихая, к тому же почти две недели стоят жуткие морозы — по Реомюру двадцать пять, что по Цельсию — более тридцати градусов. И потом, что из того, если кто-нибудь заметил: солидные мужчины ковер на сани грузят? Дело заурядное.

Мартынов замахал руками: