Георгий Метельский - Тайфун над пограничной заставой

Ошалевшая и рассерженная бесцеремонным обращением кобра попыталась было поднять голову, но Гюрза тут же сильно встряхнула змею, и голова бессильно повисла. Теперь кобра напоминала мне толстый и неживой резиновый жгут.

— Как тебе не противно змею в руки брать! — сказал я, брезгливо морщась.

— Сейчас и ты возьмешь...

— Ну, знаешь ли, это еще как сказать — возьму или не возьму!

— Разве ты мне помочь не хочешь? — спросила она и впервые с тех пор, как занялась змеей, посмотрела на меня.

— Ладно... Что надо делать?

— Взять у меня змейку и подержать, пока я развяжу мешок.

— Может все же лучше я развяжу мешок?

— Как хочешь, — она пожала узкими плечиками.— Я думала, что тебе интересно подержать змею в руке.

— Нет, мне гораздо интереснее развязать мешок.

— Дело твое... Только осторожно с мешком, как бы змей не потревожил.

Я нервно пожал плечами.

— Как вам это нравится! Она беспокоится о змеях, а не о человеке!

— Ты о себе и сам побеспокоишься, а если змеи пропадут, мы денег лишимся.

— Кто это мы?

— Я с дедушкой... Тебе и про дедушку ничего на заставе не рассказывали? Странно. Он за свою жизнь двадцать одного нарушителя задержал! — сказала она гордо.

Не спуская глаз с висящей змеи, она все же умудрилась наблюдать за моей работой и, когда я не без труда распутал узел вверху, который сам же недавно затягивал, сказала строго.

— А теперь отойди от греха, а то цапнет тебя коброчка, что я с тобой буду делать?

Она свободно, будто в руке у нее был резиновый шланг, а не живая ядовитая тварь, подошла к мешку, опустила туда совсем не сопротивлявшуюся змею, потом сняла нижнюю веревку, встряхнула мешок, чтобы сбросить вниз злополучную кобру, а затем окончательно завязала веревку.

— Ну вот, можно и дальше идти, — сказала Гюрза весело. — Ты на Зеленую падь собрался?

Я удивился.

— Откуда ты знаешь?

— Гюрза все знает, — ответила она лукаво и почему-то называя себя в третьем лице.

— Имя у тебя какое-то странное — Гюрза, — сказал я. — Такая змея есть, правда?

— Правда... Гюрзы тут обильно... Славная, однако, змея, разумная. Яду много дает.

Мы шли вместе. Я взял у нее охапку тюльпанов, действительно редкостных и по величине их, и по расцветке. Гюрза небрежно закинула за спину свой страшный мешок, и мне все время казалось, что оттуда вот- вот высунется шипящая змеиная голова.

Время приближалось к полудню, и солнце уже жгло просто невыносимо.

Ветра не было, и я тщетно ловил малейшее движение воздуха, чтобы охладить лицо, и все вокруг было так плотно пропитано солнцем, что сама духота, жара этого весеннего апрельского дня как бы приобрела плоть, и ее, эту жару, можно было не только ощущать, но и видеть.

На ногах у Гюрзы были легенькие резиновые тапочки, а не армейские сапоги, как у меня, и она шла легко, свободно, быстро, так что я едва поспевал за ней. С сопок она больше не скатывалась, но, как мне кажется, не потому, что стеснялась меня, а просто из- за мешка, с которым проделывать подобную операцию было, конечно, трудновато.

Вода у меня в фляге окончилась еще до встречи с Гюрзой, и мне безумно хотелось пить.

— Куда мы идем? — спросил я.

Она пожала плечами.

— Не знаю, куда ты идешь, а я домой тороплюсь. Дедушка заждался небось, пока я тут с тобой возилась.

— Ты не со мной возилась, а с коброй.

— Странный ты какой-то. Так я ж для тебя ее показывала, кобру-то.

— Вот как?..

Сознаюсь, что мне стало приятно, что такая смелая девушка ради меня проделывала опасные опыты с коброй и даже, как мне казалось, рисковала жизнью.

— Пить очень хочется, — сказал я, облизывая запекшиеся губы.

— Идем, напою тебя немного, так и быть.

Она свернула с тропинки, и мы довольно долго и круто спускались в какой-то распадок. Я рассчитывал увидеть ручеек или родник, но ложе распадка было сухо и каменисто. Впрочем, мы до него и не дошли даже, а остановились возле крупных, выше человеческого роста растений с толстыми стеблями и рассеченными перистыми листьями, тоже толстыми и мясистыми на вид. Собственно, они-то и привлекли внимание Гюрзы.

— Булы-голова это, — сказала Гюрза.

Она достала из кармана свой шикарный контрабандный нож, все с тем же восхищением привела его в боевое состояние и срезала лист у самого стебля.

— Пей! — сказала Гюрза, подавая мне лист царственным жестом.

На дне листа, словно в горсти, скопилось немного воды, очевидно от дождя, который шел позапрошлой ночью. «Последний, — сказал тогда капитан Свиридов.— Теперь не будет до осени, до середины октября...»